Отметив помесь недоумения и удовлетворения на моем лице, Дима, лукаво улыбнувшись, отхлебывает синей жидкости из стакана:
– Теперь Вы, мадам, – предлагает он, все еще улыбаясь.
Синяя жидкость оказалась всего лишь местным аналогом фруктового сока. Не знаю уж, из чего его делали, но вкус был скорее кисло-сладкий, чем противный.
«Ладно, не умру же я, в самом деле! – решаю я, расслабляюсь и налегаю на угощение с новой силой. – Вон – местные жители имеют вполне себе цветущий вид, а, значит, и со мной ничего не случится!». Спорное предположение, вообще-то, но где наша не пропадала…
Потом мы гуляем по улице, рассматривая низкие однотипные постройки чуждых жилищ, небо, сплошь укрытое густой темной пеленой, не пропускающей солнечных лучей (впрочем, есть ли здесь вообще солнце?) и местных хиппиподобных жителей. Просто идем по улице от нечего делать. А что нам еще остается?
Позже ветер, холодный пряный ветер города (мы все еще боялись признаться себе, что это другой мир и называли окружающее пространство – городом) стал усиливаться и становиться более морозным.
– Скоро здесь наступит ночь, – вербализирует Дима мои собственные мысли, – нам надо искать где переночевать, иначе мы превратимся в две необычные ледовые статуи посреди дороги. Вот, местные жители удивятся!
– И как ты себе это представляешь? Мы же даже объясниться толком не можем; у нас нет их денег; да даже представления о том, есть ли здесь вообще гостиницы!
– Анюта, ты слишком много нервничаешь по пустякам, – вещает Дима улыбнувшись. – Сейчас постучим в какой-нибудь из домов и попробуем жестами объяснить чего нам надо. Авось разговор и сладится.
– У тебя все так просто… – укоризненно качаю головой.
– Ну, а что тут сложного, Анечка? Не людоеды же тут живут, судя по той баланде, которую мы ели! Представь, что мы просто попали в какую-то страну третьего мира и все: все страхи отпадут за ненадобностью.
– Хорошо, Дим, я постараюсь. – Сказать, правда, – легче, чем сделать, но он прав – стоит только назвать вещи не своими, а другими именами и становиться ясно, что могло быть и хуже.
Господи, а ведь действительно могло быть гораздо хуже!..
Не долго думая, Дима останавливается возле одного из домов и стучит в узкую, высотой метра четыре, дверь. Никто и не думает нам открывать. Плетемся дальше по улице до следующего дома, на двери в который болталось кольцо из какого-то местного метала. Дима берется за это кольцо и несколько раз довольно громко стучит – никакого намека на присутствие хозяев: глухо как в танке. Уже не особо надеясь на другой результат, мы тарабаним в еще несколько домов с тем же эффектом.
Тем временем на улице становиться совсем холодно – по нашим меркам градусов двенадцать выше, слава богу, нуля – и у меня зуб на зуб не попадает. Дорога, по которой мы плетемся, уже ярко синие от сырости и холода, приводит нас к какому-то еще более уродливому зданию.
Однако в отличие от домов вдоль дороги, оно гораздо шире и выше. Из аборигенской мега-хибары доноситься какое-то подобие музыки и гул местных жителей. Молятся они там что ли?.. Зайти внутрь мы не рискуем – нашли ведь ответ, куда делось население городка: наверняка оно все здесь, полным составом.
Изрядно устав уже любоваться прозрачной синевой и благородной бледностью моего лица и рук, Дима предлагает:
– Выберем самую нежилую с виду комнату и ляжем спать! Может, пронесет, и хозяева до утра не заметят нашего присутствия?
– Мне уже все равно, у меня все серое вещество превратилось в ледовые полусферы, поэтому делай, как чувствуешь, ладно? – отвечаю сквозь зубы, ибо они, и не думают разжиматься.
Кивнув, Дима решительно толкает дверь одного из домов, которая неожиданно легко распахивается. Щелкнув зажигалкой, дабы рассеять стоящий в доме полумрак, Дима осторожно продвигается вглубь жилища, не выпуская моей ледяной руки.
Окружающая обстановка не блистает разнообразием: простая мебель из чего-то напоминающего на ощупь дерево. Ни цветов, ни картинок, ни фигурок каких-нибудь, ни фотографий. Такое ощущение, что это не жилище, а музей древней крестьянской мебели. Пройдя несколько однотипных комнат, мы оказываемся в маленьком помещении – с потолка свисают длинные веревки, которые с четырех сторон крепятся к широкой длинной деревяшке. С большой натяжкой это можно назвать гамаком. Таких штук здесь висит несколько и все разных размеров. Видимо, это все-таки спальня.
Открыв единственный в этой комнате шкаф, обнаруживаем что-то вроде подушки круглой формы и даже несколько плотных кусков шершавой материи – очень мягкой, правда.
– Наверное, это все-таки одеяла, – заключает Дима.
– Одеяла так одеяла, – устало откликаюсь я. – Давай будем спать, хорошо?
Заставить себя лечь на эти раскачивающиеся штукенции, не внушающие доверия, я не рискую. Поэтому Дима устраивает нам на полу что-то на манер гнезда: стелет несколько одеял вместо матраса и окружает их подушками, дабы не дай бог, кто-нибудь войдет – хоть не споткнется о наши спящие тела. Вот, собственно и все.
Последними моими ощущениями в этом странном городе были: теплое прикосновение живота Димы к моей спине, его дыхание, теряющееся в моих волосах и его рука на моей талии, потому что согрев меня таким милым способом, Дима сладко засопел. Ну, и я вместе с ним.
22
Сиреневый двойной рассвет застает меня уже на дороге в Алвей. Мне не удалось заснуть этой ночью больше, чем на несколько часов, и, чем мучатся от размышлений и бессонницы, я решила уехать еще засветло. Где-то за несколько километров пути, меня ждет новый волшебный – я в этом уверена – город и нет смысла проводить эти несколько часов, ворочаясь с боку на бок в придорожной хижине. Мысленно попрощавшись с сопевшим в углу дедушкой, я села на свой велосипед и двинула вперед по голубеньким камушкам дороги.
Действительно, и двух часов не проходит, как на горизонте появляются, словно бы сотканные из всех детских снов одновременно, белые двухэтажные домики с невероятно красочными крышами. Никаких сомнений в том, что это именно Алвей, ведь об этом и говорил мне Файян: «Мастер Гринч творит чудеса с крышами домов, поэтому другого такого города во всем мире не сыщешь!».
Я еле дотерпела до того момента, пока мой железный возница не приблизился к этому чуду местной архитектуры. Фотоаппарат висит у меня на шее, дожидаясь пока соизволю, наконец-таки, им воспользоваться. А у меня и без его тяжести на шее, руки чешутся. Предвкушаю и предвосхищаю момент, когда смогу слезть с велосипеда и начать фотографировать все ближе и ближе подкатывающий город…
Описать не возможно, в какую сказку я попала спустя всего десяток минут!
Крыши в Алвее – высокие и ровные как холст и повернуты торцом к дороге. То есть когда прогуливаешься по улице, словно находишься в картинной галерее. Каждая из них отличается своим неповторимым стилем и изображением: там и пейзажи, и невероятной красоты букеты цветов, и изображения полу-мифических животных (хотя возможно и существующих в этом мире, но для меня, например, белый грифон с серебряными крыльями – создание сказочное).
Это просто удивительно!
Слезаю с велосипеда и, нежно ступая по дороге, фотографирую каждую из крыш в свете восходящего второго солнца.
Дорога, по которой я иду, заслуживает отдельного описания. Она не каменная, а… как бы так описать поточнее… под моими ногами – золотая полу застывшая вата. Идешь, как по снегу – по очень теплому и мягкому. Хочется взлететь, чтобы ненароком не испортить эту красоту, да не приспособлена, к сожалению!
Я буквально пьянею от окружающего великолепия, пропитанного сладким запахом каких-то цветов цвета кофе с молоком, которые здесь повсюду: оплетают небольшие деревянные заборчики каждого из домов, и даже некоторые деревья. Пьянею и готова расцеловать этот город – восхищенная и благодарная за то, что в мире есть место для такого чуда! На пару вечностей я даже почти забыла, зачем я сюда приехала. Слава Управляющим Мирами, что почти!
Дом Мастера Гринча нахожу без всяких проблем, мне даже не приходится ждать, пока горожане оторвутся от своих сладостных сновидений, дабы можно было у кого-нибудь из них спросить дорогу. Он находится в центре той улицы, по которой я шла, задыхаясь от восторга – той самой с золотой дорогой. Она-то и выводит меня к небольшой площади, в центре которой возвышается достаточно большое по меркам этого мира здание – совершенно круглое, этажа в три и около трехсот метров в диаметре с резной дощечкой при входе «Мастерская – школа Гринча».
Дверь в Мастерскую-школу пока закрыта, скорее всего, все-таки рано. Хотя часов у меня при себе нет, мои внутренние часики натикали около семи утра.
Для того чтобы отдохнуть немного от переполняющих меня эмоций, следую дальше по улице, которая как написано на кованой дощечке, стоящей на разветвлении трех дорог, называется Улица Золотых Облаков. Умеют же люди придумывать столь точные названия!