Пистолет Амира так и не вернули.
Подошел один из сангров, ведя за кожаные поводья двух карраунов.
– С Богом, Степка? – вздохнул Борис.
Степан взгромоздился на мохнатую спину, чувствуя себя так, словно оседлал стог соломы. Он опасался, что небольшое животное просядет под его весом. Однако карраун держался на удивление стойко.
Группа всадников направилась к подножиям гор. Лохматые зверушки вдруг взяли на удивление хорошую скорость, перебирая своими маленькими крепкими ножками. Борис оказался прав: сидеть на копне густой жесткой шерсти было чертовски удобно. Гораздо лучше, чем на лошади. Вцепился всеми пальцами – и словно прирос.
Дорога плавно уходила вверх, уже различались отдельные деревья на склонах.
Бориса с чего-то одолело словесное недержание. Он без умолку болтал. Говорил, как ему тут надоело и как хочется в тихое безопасное место, где он будет сам себе хозяин. Потом принимался ругать земную цивилизацию с ее скользкой властью, нравами и ненужными усложнениями жизни. И опять начинал рассуждать о том, что здесь, в Центруме, человеку долго жить нежелательно, потому что легко стать бессердечной сволочью.
Они уже поднимались по склону. Лес, который из долины казался густо-махровым, на самом деле был довольно редким и хорошо проходимым. Массивные кряжистые деревья окружала пушистая травка, ничто не мешало карраунам перебирать ногами. Степан поражался, с каким упорством и энергией эти небольшие животные карабкались в гору.
Борис продолжал вещать. Он несколько сместился с основной темы. Теперь он жаловался, что не может уговорить Тассию и Синбая сбежать вместе с ним. А без них ему уходить не хочется.
– Лучше объясни, как тебе удалось отоварить жену вождя и не остаться без башки, – спросил Степан.
– Ну… у них там своя атмосфера. Вождь был старенький. А деток не настругал. После его смерти власть доставалась другому клану. Они могли либо купить ребенка, либо позвать осеменителем кого-то из своих горняков. Оба варианта не совсем удобные, по некоторым причинам. А тут – я…
– Ты, как всегда, ловкач. А о чем будешь говорить с ними там?
– Как это? – оторопел Борис.
– Ну, вот так. О чем ты будешь говорить со своей женщиной, если вернетесь вместе? Она же не из твоего теста. Вы даже в кино вместе не сходите – тебе придется объяснять ей каждый кадр.
– Ну, до сих пор как-то говорили…
– А с сыном?
– Ну, он у меня серьезный. Мы с ним о жизни говорим, о поступках, человеческих ценностях…
– Ты уверен, что там все будет так же? У моей жены одноклассник женился на китаянке. Ничего не имею против китайцев. Но всем казалось, что у него дома поселилось какое-то неизвестное науке существо. Он и сам вскоре стал так думать.
– Да иди ты в баню.
Борис вроде выдохся и умолк. Сангры тоже молчали. Степан заметил, что они лишь обмениваются быстрыми, едва заметными жестами – им этого хватало.
Вокруг ничего не менялось. Все то же редколесье, пологий склон, уходящий, казалось, к самым небесам. И ни единого следа человека.
Каррауны начали уставать. Все чаще сангры соскакивали с их спин и помогали им взбираться на трудные горки. Степан и сам был не прочь оказать помощь своей зверюшке, но он еще не научился чувствовать ее. Он не знал, когда именно нужна помощь. Ведь его карраун продолжал усердно ползти вверх. И не жаловался.
Потом начали затекать собственные ноги. Какой бы ни был удобный диван, все равно долго на нем не усидишь, не шевелясь.
В общем, привал оказался очень кстати. Степану показалось, что санграм он не очень-то и нужен. Они его устроили только ради своих подопечных-землян, а еще, может быть, для старательных животных.
Лагерь организовали очень быстро и слаженно. Привязали карраунов, распаковали нужные тюки, расстелили огромное брезентовое полотно на траве. Вместо обычного костра устроили что-то вроде печки: коротко порубленные сучья зажгли в специальном котелке. Получилось и экономично, и не особо заметно со стороны.
Через десять минут только двое сангров остались возиться с припасами. Остальные растворились среди деревьев – проверить окрестности. Кушанье, которое готовилось на ужин, напоминало шаурму. Сангры заворачивали какие-то кусочки в тонкую лепешку и подогревали, прислонив к раскаленным стенкам котелка. Пахло вкусно.
Степан с братом праздно сидели в сторонке, наслаждаясь покоем. Впрочем, мир перед глазами все еще привычно покачивался, будто они и не слезали с карраунов.
Разведчики вскоре вернулись, так же незаметно и почти одновременно материализовавшись среди деревьев. Все собрались в круг на брезенте, посередине лежало, остывая, неведомое ароматное кушанье. Все почему-то молчали и не шевелились. Эта странная пауза уже прилично затянулась. Степан поглядывал на Бориса, но и он сидел тихо. Хотя было слышно, как у него урчит в животе.
Наконец один из сангров протянул руку в перчатке и ухватил «шаурму». Следом взяли свою порцию еще двое.
Степан, истекающий слюной, тоже взял. Вдруг он ощутил, как Борис вцепился в его руку…
Дальше произошло что-то невообразимое. Был страшный удар в грудь, от которого перехватило дыхание и потемнело в глазах. Кое-как прокашлявшись и преодолев первый шок, Степан увидел, что над ним возвышается разъяренный сангр. Он вдавливал Степану в горло кончик длинного – в полметра – узкого клинка и что-то яростно проговаривал.
Разобрать его речь было сложно. Степан уловил лишь что-то насчет «полоумного старца».
Потом перед глазами мелькнуло лицо Бориса, тот оттаскивал сангра, раз за разом повторяя, что этот чужестранец не хотел зла, он просто не знает правил…
…Степан пришел в себя шагах в двадцати от места трапезы. Он сидел на траве, привалившись к древесному стволу. Борис был рядом.
– Что… что это было?! – прохрипел Степан.
– Говорил я тебе – не высовываться, – горестно изрек брат.
– Что я сделал? Я просто взял еду…
– Ты взял его еду! Он этот кусок полчаса молитвами заклинал. А ты цапнул – и зашкварил.
– Что-что?
– Осквернил, говорю, воинское хлёбово. Испоганил. Теперь он это есть не будет.
– Они совсем психи? Пусть другой кусок возьмет!
– Степа, я тебя предупреждал. У них в голове свои тараканы. Тебе бы тихо посидеть, подождать. А ты кинулся на жратву, как жертва голодомора.
– И что теперь? Расстреляют меня или просто зарежут?
– Сиди спокойно и не отсвечивай. Пойду, пожевать тебе раздобуду.
Борис порылся в тюках и принес «сухой паек»: пару плоских сухих лепешек и миску с непонятной субстанцией, внешне напоминающей давленые макароны.
– Это называют птичьим сыром, – пояснил Борис. – Очень питательно, и хранится долго. Правда, вкус своеобразный…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});