дверь, он видит, как она убирает рвоту за Тотти. Собака, которой явно скучно без Пэрис, решила побаловать себя коробкой шоколадных конфет с ликером, оставшихся с Рождества. Рвота отвратительно пахнет мятным кремом.
– А, миссис Робертсон, – говорит он, наблюдая за ней из дверного проема. – Вам не следовало так волноваться.
– Заткнись и передай мне ведро, – отвечает Эмили сквозь зубы.
Через десять минут она уже направляется к джипу Рафаэля. Дождь льет стеной, со склона ниспадает мутно-бежевый водопад.
– Очень необычно, – замечает Рафаэль, открывая перед ней дверцу машины, – что так много дождя в начале года. Должно быть, из-за теплой погоды.
– Теплой?! – дрожит Эмили, неуклюже забираясь в джип. – Такая холодрыга!
– Обычно в январе гораздо холоднее, – говорит Рафаэль, захлопывая за ней дверцу, и бежит к водительскому сиденью. Несмотря на то что идет дождь, на нем ни шапки, ни капюшона; его черные волосы промокли и распрямились. Без кудрей он выглядит иначе, каким-то более опасным.
Эмили не сомневалась, что Рафаэль отведет ее в «Ла Форесту». Как и Майкл, он, кажется, уверен, что семейный ресторан – его личная кухня. Он даже ведет себя так, словно сам готовит еду; заказывает сложные блюда, которых нет в меню, но которые повар, безусловно, будет счастлив для нее сделать.
– Мы будем знаменитую риболлиту, – сообщает он. – Ты должна это попробовать. – Потом он подробно описывает, как ее делают, хотя Эмили сомневается, что он вообще умеет готовить.
– Я люблю такую еду, – говорит она.
– Это сuсina povera, – улыбается он. – Еда бедных людей, хлеб и паста с оливковым маслом и чесноком. Ничего экзотического, ничего необычного. Не похоже на французскую еду.
Эмили кивает, думая о «Витторио» с его изысканным меню для гурманов. Когда-то «Витторио» казался ей самой сущностью Италии, но теперь, когда она действительно живет в этой стране, она знает, что Италия совсем другая. А Майкл? «Возможно, – внезапно ее осеняет, – возможно, он тоже был ненастоящим». А если так, то она наконец свободна. Чувствуя легкое головокружение, она делает глоток вина. С нотками дерева, ягод и зимы.
– Чудесное вино, – говорит она. – Как называется?
Рафаэль пожимает плечами.
– Я не знаю. Что-то местное, – он злорадно улыбается. – Мы же не хотим, чтобы всякие английские туристы без конца обсуждали вино. – Он включает ужасный английский акцент и дразнится: – Ах, смотрите, чудесное «Монтепульчано 1982». Давайте возьмем его домой и замучаем всех до смерти бессмысленными разговорами!
Эмили смеется.
– Это большая часть впечатлений людей о Тоскане, – говорит она, – еда и вино. Я где-то читала, что из-за того, что туристы мало разговаривают (поскольку обычно не знают языка), у них усиливаются другие чувства: вкус, осязание и зрение.
– Должно быть, поэтому они так любят смотреть достопримечательности, – говорит Рафаэль. – Все дело в зрении.
– И они делают фотографии, чтобы доказать, что видели это, – добавляет Эмили, чувствуя удовлетворение оттого, что она больше не турист, сидит в итальянском ресторане с племянником владельца и пьет вино, которого нет в винной карте.
– Так, значит, ты не туристка? – поддразнивает ее Рафаэль.
– Нет, – обиженно произносит Эмили. – Я здесь живу.
– Я здесь родился, – говорит Рафаэль, отодвигаясь назад, пока на стол ставят тарелки с риболлитой, – но я не чувствую себя здесь дома. Тут я все еще Рафаэль Американо. Все еще сумасшедший археолог.
– Но ты их сумасшедший археолог, – поправляет Эмили, стараясь не слишком жадно наброситься на еду. Риболлита – разновидность супа с кусочками хлеба – невероятно хороша.
– Может, – говорит Рафаэль. – Но все еще злодей, который убил свою жену.
Теперь, когда он наконец поднял эту тему, Эмили вздыхает с облегчением. Мертвая жена, красивая и обреченная, как из сказки, больше не стоит между ними.
– Они же не могут так думать всерьез?
– Разве? На годовщину ее смерти каждый год кто-то присылает мне ее фотографию. Внизу подписано: «Киара Белотти, убита Р. Мурелло в 1992».
– Не может быть! – шокировано произносит Эмили. – Кто бы стал заниматься подобным?
Рафаэль пожимает плечами, но Эмили думает, что у него есть близкая к правде догадка. Если подумать, у нее и самой есть подозрения. Рафаэль вздыхает, делает глоток вина, а затем рассказывает:
– Я поначалу не знал, что у нее анорексия. Звучит глупо теперь, но не знал. Она, конечно, была очень худой, но многие девушки худые. И мне казалось, она хорошо питается. Когда мы куда-то ходили, ей всегда нравилась еда.
– Ты приводил ее сюда? – спрашивает Эмили, зная ответ.
Рафаэль кивает. Глаза у него темные и бездонные.
– Ей нравилось здесь. И она всем нравилась тоже. Ей готовили особый пудинг, малиновый торт. Откуда мне было знать, что она вызывала рвоту, стоило ей вернуться домой?
– А после свадьбы? Ты не догадался?
– Поначалу нет. Но потом я стал что-то подозревать. Ее десны кровоточили, изо рта странно пахло. Я начал читать все книги, все статьи из журналов, пытаясь узнать об этом больше. Но я не мог с ней поговорить.
– Почему нет?
– Она просто отказывалась. Я знаю, что это звучит нелепо, но она просто вычеркнула это из своего сознания. Просто отказывалась признать, что происходит. Она была живым скелетом, черт возьми, но убеждала меня, что все в порядке. Я не знал, что делать. Если бы ее мать была жива, может быть, она бы могла помочь, но она умерла за несколько месяцев до свадьбы. Сейчас я думаю, что, возможно, тогда все и началось. Киара была очень близка с матерью.
– Ты убедил ее пойти к доктору?
– В конце концов да. Я обманул ее. Она отчаянно хотела ребенка. Господи! Она весила едва ли тридцать килограммов, менструация несколько месяцев как остановилась, а она не могла понять, почему еще не забеременела. Поэтому я сказал ей, что назначил прием у специалиста по вопросам репродуктивного здоровья. Конечно, на самом деле это был специалист по расстройствам пищевого поведения. Он бросил на нее один взгляд и сразу решил госпитализировать в свою клинику.
– Должно быть, было тяжело.
Рафаэль издает хриплый смешок.
– Она была в ярости. Сказала, что я ее предал, что она ненавидит меня. Несколько дней отказывалась меня видеть. Но ей стало лучше. Это главное. Она начала медленно поправляться. Когда она вернулась домой, то все еще была до ужаса худой, но она снова ела. Я правда думал, что все наладится.
– Что случилось потом?
– Я уехал, – говорит Рафаэль, хмурясь в бокал. – Мне предложили раскопки в Австралии, с новой техникой, и я согласился. Я знал, как она слаба, но я все равно уехал. – Он злобно смотрит на Эмили, словно это ее вина. – Наша квартира была на пятом этаже.