просто, слушаю Альтера, чувствую себя идиотом. Потому, что его, в основном, интересует лишь медицинская инженерия. У меня же с данной областью науки сложно. И это ещё мягко сказано. Я едва экзамен по биологии не завалил. Что уж говорить про узкопрофильные предметы? А когда я попытался рассказать этому ребенку про жизнь на Иштаре, он словно взбеленился.
В дверь постучали. Я касанием по панели рабочего стола, дверь открыл. Там стоял Альтер Эрден. Серьезный, настороженный с неизменным планшетом в обнимку. Он совершенно по-детски отказывался выпускать из рук эту свою любимую игрушку.
— Лер Ли, я должен извиниться. Я был несправедлив к вам. Вы ведь хотели, как лучше. И, наверное, искренне стараетесь мне помочь стать своим на Иштаре.
— А можешь объяснить, что именно тебя разозлило? — постарался спросить, как можно мягче. На всякий случай. Мало ли. Вдруг у этого ребенка какая-то травма, связанная с Иштаром. Хотя, почему какая-то? Скорее всего, тут его отец замешан. Или его «любящие» родственники. Возможно, для него данная тема слишком болезненна.
— Я — не иштарец. Не был им, и не хочу становиться.
И его слова меня, мягко говоря, удивили. Нет, то есть, конечно, понятно, что он родился на Терре. Но вот так просто отказаться от части себя?
— Почему?
— Может быть потому, что я терранец? — Мальчик грустно улыбнулся и подошёл к моему столу. — Лер Ли, геном не определяет национальность. Но даже если это и так, во мне лишь половина иштарских генов. Я знаю, что была война. И понимаю, какие шрамы она оставила на людях ее переживших. Вы считаете, что все терранцы должны разделить вину за развязанную войну?
— Нет. — твердо отвечаю я. — Среди терранцев достаточно жертв преступного режима. Вменять им в вину то, что они родились в сложившейся диктатуре — глупо.
— Вот и я так считаю. Мне не стыдно за то, кто я есть. Мне не хочется откреститься от Терры и терранцев, среди которых очень много чудовищ, скрывающихся под личинами обычных людей. Потому, что это моя родина. Это мои соотечественники. Многих их них я ненавижу. Будет ложью, если скажу, будто никогда не мечтал бросить все и улететь, чтобы никогда не видеть этих людей. Но именно потому, что я их ненавижу, они никогда не получат мою страну. Пока что мой голос звучит не слишком громко. Но время работает на меня и тех, кто разделяет мои убеждения. Я не могу сказать, что сейчас сторонников "Единения Терры" или насаждение "терранского мира" с помощью кровопролитной войны, мало. Но это, преимущественно, стареющее поколение. Люди, у которых не осталось собственных целей, чьи мечты и достижения уже в прошлом. Те, чье время умирать скоро придет. Но умирать в одиночестве им до жути обидно. Особенно, если они осознают, что прожили свою жизнь совсем не так, как хотели. А молодое поколение имеет наглость желать свободы и жить для себя, а не во имя "традиционных ценностей" определение которым, не может дать ни один из них. Вот они и ухватились за возможность поубивать как можно больше молодых людей в той не нужной никому войне. Чтобы хоть так почувствовать "величие" своей страны. Чтобы умирать в иллюзии, что вся их жизнь, когда они ненавидели атеистов, представителей ЛГБТ, либералов, коварных иштарцев и других людей, которые не сделали им лично ничего плохого вместо того, чтобы, просто, жить и этой жизни радоваться, была не зря. С каждым днём, месяцем и годом этих самых представителей ядерного электората "Единения Терры" становится все меньше и меньше. Естественная убыль населения — штука с которой особенно не поспоришь. В схватке двух поколений, одному из которых хорошо за восемьдесят и тех, кому нет двадцати, выиграют последние. Ну, или проиграют все. Чтобы сделать Терру местом, в котором мне захочется жить, нужно много усилий разных людей. И я не могу тратить силы ещё на одну страну. Вы сами справитесь. Иштар в той войне пострадал, все же, меньше, чем Терра от рук своего же правительства.
— Альтер, спасибо, что ты мне это рассказал. Я понимаю и принимаю твою позицию. Это очень… достойно.
Если честно, я не знал, что ещё сказать. Такие зрелые речи — не то, что ожидаешь услышать от подростка. В его возрасте меня, и всех моих друзей интересовали книги, фильмы, спорткары, учеба, в конце концов. Но никак не изменение жизни целого общества.
И вдруг подумалось, как бы он не сломался под грузом ответственности, которую взвалил на свои плечи.
Я не заметил, как все внимание мальчика переключилось с меня на фотографию, что стояла на моем рабочем столе.
— Кто это? — спросил он напряжённым голосом и перевел взгляд на меня.
— Это я. Разве не похож?
— А рядом с вами?
— Моя невеста. Она умерла ещё в начале войны.
— Вот как? — Альтер снова перевел взгляд на фотографию. Потом двумя касаниями активировал планшет. Достал стилус и неуловимым движением кольнул меня по тыльной стороне кисти. А потом начал что-то печатать в планшете.
— Что ты делаешь? — мой вопрос мальчишка полностью проигнорировал, но диалог решил поддержать.
— Вам случайно, не родители рассказали о смерти невесты?
— Да, это были они. А что?
Альтер снова взглянул на экран планшета, после чего произнес нечто странное:
— Сегодня я сказал, что вы мне не отец.
— Да. Конечно, я тебе не отец, но это не значит, что я не беспокоюсь о тебе.
— Так вот. Ошибся. Вы, все-таки, мой отец. Не надо на меня так смотреть. Я тоже от этого не в восторге.
Если бы я не сидел, то упал бы. Ноги в мгновение стали ватными, а руки начали дрожать.
— Прости, что?
— У меня не совсем обычный планшет. Модель "Медик 117-pro". И, да, я могу провести на нём тест ДНК. Вам на почту результаты надо скинуть? А ещё у меня есть такая же фотография, что и у вас. И медальон-флешка, которую вы подарили маме. Но тесту я все равно больше доверяю. Мало ли… Война же была. А психика подчас готова заменить травмирующие воспоминания на ложные. Она ведь могла забыть о насилии, и искренне верить, что носит ребенка от любимого