Читать интересную книгу Священный котел. Психотерапия как духовная практика - Лайонел Корбетт

Другой распространенный тип депрессивной реакции – уничтожение всех фантазий, ранее поддерживавших уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Источник подобных фантазий лежит в ранних социальных императивах, говорящих нам, что в жизни важно и к чему нужно стремиться. Утрата подобных подпорок (оценка достижений и занимаемого в обществе положения) может усугубить страдание, но при этом заставляет задуматься о себе, пересмотреть свои ценности и убеждения.

Традиционные религиозные взгляды на страдание с точки зрения психотерапии

В психотерапевтической практике часто приходится сталкиваться с отношением к страданию, которое является результатом не только семейного воспитания, но и религиозного образования. Укоренившиеся в детстве представления трудно изменить, поскольку они подкреплены авторитетом Бога или Церкви. Работая с теми, кто находится во власти подобных представлений, терапевт должен хорошо понимать степень укорененности в их психике традиционных иудео-христианских идей.

Страдание непросто примирить с образом благоволящего Бога; возможно, именно поэтому в Библии неоднократно объясняется смысл и необходимость страданий, которые чаще всего являют собой Божий суд, очищение или наказание за грехи (Иез. 7: 3, 14: 21). Говоря словами псалмопевца, «прежде страдания моего я заблуждался; а ныне слово Твое храню» (Пс. 118: 67), Господь испытывает нас и кладет «оковы на чресла наши» (Пс. 65: 10–11), но, в конце концов, через страдание Бог очищает нас: «И обращу на тебя руку Мою и, как в щелочи, очищу с тебя примесь… Я расплавил тебя… испытал тебя в горниле страдания» (Ис. 1: 25; 48: 10). Сходным образом Новый Завет учит нас тому, что от страдания и скорби происходит терпение (Рим. 5: 3), страдание являет нам дела Божьи (Ин 9: 3) и не дает превозноситься чрезвычайностью откровений (2 Кор. 12: 7). Иаков также считал, что страдание – это испытание веры, которое производит терпение (Иак. 1: 3–4). Павел пишет, что от страдания «происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда» (Рим. 5: 3–4). Павел рад пострадать за Христа: «Ибо, когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12: 10). По его словам, все содействует благу (Рим. 8: 28). Страдая вместе с Христом, мы вместе с ним прославляемся (Рим. 8: 17). В Послании к Евреям Павел утверждает, что строгая и мучительная дисциплина в конце концов «доставляет мирный плод праведности» (Евр. 12: 11), а сам Иисус говорит, что страдающие за благое дело будут благословлены, «ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5: 10–11).

Все эти попытки решения проблемы страдания исходят из допущения о том, что божество мыслит и действует, подобно человеку. Поэтому мы должны считать их проекциями, попытками объяснить божественное через человеческое. Так, например, популярный взгляд на страдание как на испытание веры есть человеческая выдумка, использующая проекции в педагогических целях. Проблема всех учений о греховности, рассматривающих наказание как необходимую кару за грехи, в том, что они лишь усугубляют муки, вызывая чувство вины. Тем не менее, многие нуждаются в подобных объяснениях, так как они подкрепляют веру в конкретный Бого-образ. В строгих дисциплинах интеллект используется для опровержения и отрицания всего, что подрывает и ставит под сомнение основную теорию. Так что и ученые, и богословы знают, как сохранять и оберегать свое учение. В Библии гнев и ярость Бога оправдывается и разъясняется – ведь ее авторам было необходимо поддерживать определенный образ Бога. Конкретный Бого-образ отстаивался любой ценой, хотя некоторые случаи (вспомним многострадального Иова) явно требовали его переосмысления, признания его темных сторон. Порой переживание божественного может быть темным и мрачным, например, когда мы осознаем, что божество никак не препятствует нашему страданию или даже является его причиной. Именно это Юнг и называл темной стороной Самости. Действуя очень осторожно, терапевт может постепенно подталкивать человека к этой мысли. Ведь переосмысление и преобразование Бого-образа – одна из важнейших задач терапии.

Страдание как лиминальность

Наша духовная и психологическая реакция на страдание может быть сложной, многоуровневой, хотя мы вынуждены признать, что любая психологическая реакция есть человеческая проекция на нечто тайное. Нам необходима более широкая перспектива, позволяющая не только помогать другим людям, но и формировать что-то вроде общекультурного понимания страдания. Благотворным может стать взгляд на страдание как на необходимый переходный период жизни, чреватый важными психологическими изменениями и дальнейшим развитием. Страдание можно считать инициацией, переходом на новый уровень сознания, в новое состояние бытия. Самая тяжелая часть этого процесса – некая временная переходная область, именуемая в психологии лиминальностью. Аналогом этого состояния являются серединные стадии ритуалов, использующихся в культурах различных племен. На этой лиминальной стадии инициируемый, или страдалец, еще не полностью вышел из прежнего состояния (счастья и благополучия), но пока еще и не до конца перешел в новое. Он находится в состоянии радикального преобразования; именно поэтому наше пребывание в лиминальности сопровождается тревогой и неуверенностью в отношении будущего. На этом этапе мы постепенно утрачиваем привычное мироощущение, не зная при этом, что ждет нас впереди. Это – период смятения и сомнения.

Антрополог Виктор Тернер назвал людей, находящихся в подобном состоянии, «переходными существами». Тернер называет лиминальность состоянием «чистой возможности, когда мысли и отношения начинают менять свои очертания» (Turner, 1987, p. 7). Он считает, что процесс инициации приводит к зарождению новых мыслей, а для страдающих это крайне важно. В родоплеменных культурах те, кто проходит инициацию, должны думать о своих соплеменниках, вспоминать мифы племени, размышляя о силе, которая за всем этим стоит. Для страдающего человека период лиминальности также может стать временем переосмысления своей жизни. Почти любая тяжелая болезнь обладает этим потенциалом; ведь она не только становится причиной боли и бессилия, но и заставляет осознать все наши ценности и привязанности, все методы борьбы со стрессом, все наши надежды на будущее, все наши цели и планы. Поэтому подобные переходные этапы нашей жизни таят одновременно и опасность, и потенциал для дальнейшего развития; и именно в эти периоды людям нужна помощь. Надо лишь понять, насколько нам повезло! Страдание – это вход в новую жизнь, путь к новому бытию. И вот инициация успешно завершена, и теперь мы ясно осознаем наше новое призвание, новую судьбу, о которых раньше даже не подозревали.

Но на этом пути встречаются особого рода препятствия, для осознания которых нам снова пригодится опыт родоплеменных культур. Тернер отмечает, что представители этих культур относились к человеку, находящемуся на стадии преобразования, как к заразному. Именно поэтому инициируемых изолировали от общества или скрывали их лицо маской, а тело – специальным нарядом. Человеческие существа не терпят ничего заразного и противоречащего их повседневным взглядам. В родоплеменных культурах к находящимся на стадии лиминальности людям относились как к юродивым; у них не было собственности, не было прав – они жили в племени как невидимки. Но и в нашей культуре страдающих людей предпочитают не замечать и лишь хосписы могут считаться особым местом для страдающих людей, неким священным пространством.

Нам еще многое предстоит узнать о смысле и ценности страдания, хотя наша культура призывает нас абстрагироваться и избавляться от него как можно скорее, как от чего-то ненужного и бессмысленного. Это объясняется общим недостатком эмпатии и страхом перед страданием. Подобная линия поведения заставляет нас избегать страдающих, как будто страдание заразно или мы просто боимся увидеть то, что однажды может случиться и с нами[119]. Поскольку скорбь и страдание кажутся чем-то дефектным, страдающий человек может чувствовать себя никчемным и ненужным. Страдальцы могут начать завидовать нормальным людям, отчего находиться в их обществе становится невыносимым. По всем этим причинам мы игнорируем и изолируем бедных, душевно больных, голодных, бездомных и старых людей; у нас нет подходящих социальных структур для помощи тем, кто страдает. Таким образом, психотерапия – один из немногих социальных контейнеров для душевной боли.

Кода

Поиск смысла можно сравнить с трудным ночным путешествием по морю. Но в периоды страданий даже чрезмерно рациональные люди открывают себя посредством трансперсональных переживаний, которым в любой другой ситуации они не придали бы значения и отбросили бы за ненадобностью. Один такой человек увидел во сне, что он стоит у подножия креста во время распятия. Он посмотрел вниз – на нем была дорогая обувь, которую он носил, чтобы подчеркнуть свой статус. Вдруг он понял, что его обувь постепенно превращается в туфли Дурака из колоды Таро. Он обратился к тому, кто висел на кресте: «Каким же я был дураком, отрицая тебя!». Архетипический образ Дурака символизирует духовный потенциал, начало нового путешествия, цель которого – открыть доселе не изведанные стороны личности. Описанный мной сон олицетворяет мудрость психики. Подобный контакт с трансперсональным измерением автоматически придает нам чувство смысла. Мы ощущаем себя частью реальности высшего порядка, видим, как наша жизнь встраивается в эту структуру, и понимаем, что все мы – не просто совокупность обособленных сознаний.