class="p1">— Угу. Джвух вуоде.
— Вставишь, мудило.
— Дового.
— Скажи спасибо, что в этот раз только челюстью отделался, — отвечаю недовольно и бросаю очередной взгляд на смартфон Дымницкого.
— Шпашибо, — продолжает нервировать меня олень по имени Антон. — И штоб ты жнал. Шашка джелает это ради всех нас. Тщипа штоб довеие веунуть.
— Просто заткнись, Череп, — прошу, глядя на дорожные указатели, мимо которых проезжаем. — Куда он свернул? Это че, блять, за маршрут?
— Ну, вроде как направляется в свой элитный поселок, — чешет щетину Кирилл. — Я вот думаю, может, реально не он? Потусил с этой Якушевой в клубе, подвез, куда попросила, а там уже с ней что-то случилось. Поздно было. Глубокая ночь. Москва. Мало тут, что ли, не дружащих с головой? — пожимает плечом.
— Довез ли, куда просила, — с сомнением произносит Данила.
— А при общении с ментами он не отрицал, что знаком с Мариной этой? — дергаю молнию на куртке вниз. Вспотел как мышь.
— В том-то и дело, что не отрицал.
— Поворот не пропусти, — озвучиваю на всякий пожарный. — Если не Артюхов, то кто?
— Да кто угодно. Динамит и Кабан общались со студентами и вахтершей. Даже доступный архив записей с камеры отсмотрели.
— И что там?
— Ни той ночью, ни последующим утром Марина у входа в общежитие не появлялась.
— Ну хобот этот показал мусорам, где ее высадил? — уточняю, нахмурившись.
— Илюх, я ж говорю, ментам он сказал следующее: что с девчонкой они познакомились в клубе. После чего выпили, покатались по ночной столице, потрахались в салоне его тачки и разбежались. Конкретное место даже назвал. Типа высадил неподалеку от общаги, на остановке. Якобы свидетели есть.
— Кто тебе донес эту инфу?
— Следак, к которому мы наведывались.
— Они обшманали его дом и машину?
— Обшманали с ордером. Папаша был страшно зол.
— А итог?
— Ничего не нашли.
Ну ясно.
Анализирую вышесказанное.
«С девчонкой они познакомились в клубе. После чего выпили, покатались по ночной столице, потрахались в салоне его тачки и разбежались»
Потрахались в салоне его тачки.
Зашибись…
Стараюсь не зацикливаться на этом, но когда мигающая точка, обозначающая Сашку, внезапно перестает двигаться, свирепею все больше.
С какой целью тормознули у леса, а?
— Остановились, Паровоз, — докладывает Кирилл, встрепенувшись.
— Вижу, — цежу сквозь стиснутые зубы. — Клянусь, на лоскуты его порву! А ее закопаю!
— Так для дела жи…
— Черепанов, не пойму, ты мое терпение испытываешь? — резко хватаю его за грудки.
— Парни, стопэ, не время вообще, — уже по традиции вмешивается Клим.
— Топи давай, какого ляда мы опять отстали! — ору и на него, отпуская шмотки Черепанова. Нервы-то сдают.
— Тут километров пять-десять… Щас догоним.
— Сука, долбодятлы недалекие! Не могли там, в сортире, встать на мою сторону и объяснить ей, что так рисковать собой нельзя?
— Илюх…
— Стояли там молча какого хера?
— За Свешку тоже так тряшьшя бы? — язвительно спрашивает Антон.
— А ты как думаешь, придурок?
— Думаю нет.
— Неправильно думаешь.
Пока мы с ним препираемся, Клим сокращает гребаное расстояние, и на фразе «вон его порш» мне на Черепанова уже глубоко фиолетово.
— Перед ним стань! — бью ладонью по спинке водительского сиденья.
Данила съезжает на обочину, экстренно тормозит, и я, нащупав в кармане ствол, вылезаю из тачки.
Темно. Ебеня. Посадки.
В морду светят фары порше и первое, что замечаю, — открытая пассажирская дверь.
Она там сидела.
Она там сидела!
Подхожу ближе.
На полу валяется ее телефон. Экран горит. То ли в борьбе уронила, то ли звонить пыталась…
Когда вижу капли крови на белоснежном кожаном сиденье, мороз по коже продирает, и душа уходит в пятки.
Убью блять, пиздец ему! Убью!
Бросаюсь в сторону леса. Слышу, что парни тоже хлопают дверьми, спеша на подмогу.
Моргаю. Вытираю глаза ладонью.
Назойливый дождь херачит сплошной стеной, и это неимоверно раздражает.
Ныряю в чащобу, пробираюсь через кусты. Вот где по-настоящему темно и стремно становится. Благо, огромная луна, тусящая на небе, что-то частично подсвечивает.
Ни черта не ориентируясь, замедляю шаг и пытаюсь распознать хоть какие-то посторонние звуки. Но ничего, и это… пугает.
Вдруг наступаю на что-то мягкое. Наклоняюсь, щупаю рукой. Понимаю, что это куртка моей Рыжей и тут же срываюсь с места.
Глупая. Что же ты наделала? Зачем влезла во все это? Зачем?
«Сашка делает это ради всех нас. Чтобы доверие вернуть» — всплывают в мозгу слова, сказанные Черепановым.
Ну не отмороженная? Что еще за бред?
Сердце по ощущениям застревает пульсирующим комком в глотке.
Глохну на нервной почве. Полная дезориентация. Оттого и психую, совершенно не понимая, куда мне двигаться. Налево? Направо? Прямо? Как узнать траекторию? Как далеко они ушли?
Сквозь фоновый шум внезапно слышу это. Довольно близко раздается выстрел. А затем и второй.
Нога так и замирает в воздухе, не сделав очередной шаг.
Сглатываю.
По спине неприятной волной прокатывается мерзкая дрожь.
Трясет всего и колошматит.
Впервые за двадцать два года чувствую, что это такое, когда чужая жизнь по-настоящему дороже своей шкуры. Когда от жалящего беспокойства в клочья разрывается грудина. Когда начинаешь про себя молиться как религиозный фанатик, хоть и не знаешь ни одной, сука, молитвы…
Мне плевать на все. На все, что было.
Лишь бы только моя девчонка осталась цела и невредима.
Никогда себе не прощу, если с ней случится что-то плохое. Никогда…
— Сааааня! — рычу от тупой безысходности и стискиваю челюсти.
* * *
Бегу.
— Сааааня!
Кроссовки пару раз скользят по мокрой траве. Теряю равновесие, едва не падаю.
— Блять!
Морду царапают какие-то ветки, листья.
По небу прокатывается лихой раскат грома, и когда в меня резко кто-то врезается, мозг не сразу соображает, что это моя Сашка. Мокрая до нитки, перепуганная, запыхавшаяся.
— Саня!
Сука, гора с плеч падает, когда ладони ложатся на ее лицо.
Живая. Живая…
— Это он! Это он! — кричит, цепляясь за ворот моей куртки.
— Я понял, понял. Ты цела? Все нормально? — ни хрена ведь не видно и непонятно.
— Это он, Илья! — повторяет снова и снова, будто совсем меня не слышит.
— Кровь откуда в машине? Откуда кровь, Сань? — спрашиваю дважды. Мне сейчас гораздо важнее знать, что она не ранена.
— Ммм… Моя… — отвечает не сразу, а я тем временем замечаю пистолет, зажатый в ее левой руке. Значит, она стреляла. Моя умница.
— Что с тобой? Где болит? — пытаюсь разжать ледяные пальцы и забрать пушку.
— Нога… — все, что выдает мне.
Приседаю.
— Илюх, Сань. Ты в порядке, малая? Где он? — рядом с нами стоят нагнавшие меня Клим, Дымницкий и Черепанов.
— Он там, — девчонка неопределенно машет рукой назад.
— Какого… блять! Тут все в крови!
— Там… не