Потому что, конечно, все это было из головы Кавински. Как поддельные водительские права, как кожаные браслеты, которые он дал Ронану, как невероятные вещества, за которыми его друзья проделывали многочасовой путь, как и каждый невозможный фейерверк, что он запускал каждый год на Четвертое Июля, как любая подделка, благодаря которой он был известен в Генриетте.
Он был Грейвореном.
Кавински потянул ручной тормоз. Они были белой Митсубиши в мире белых Митсубиши. Каждая мысль в голове Ронана казалась частицей света, исчезающей до того, как он мог бы ее удержать.
— Я же говорил, чувак, — сказал Кавински. — Простое объяснение.
Голос Ронана был очень тихим.
— Машины. Целая машина.
Он никогда даже не представлял, что такое возможно. Он никогда даже не думал о попытке достать что-то большее, чем ключи от Камаро. Он никогда даже не мыслил о ком-то, кроме себя и своего отца.
— Нет… мир, — ответил Кавински. — Целый мир.
Глава 38
После того, как вечеринка сошла на нет, Гэнси выбрался на заднюю лестницу, избегая своей семьи. Он не знал, где был Адам — предполагалось, что тот будет спать в старой комнате Гэнси, а гости его матери займут все другие свободные комнаты — и он не искал его.
Гэнси должен был спать на диване, но сегодня у него не будет сна. Так что он тихо вышел во внутренний сад.
Вздохнув, он присел на край бетонного фонтана. Здесь было много тонкостей и чудес английского сада, но большинство из них терялось после наступления темноты. Воздух был насыщен ароматом самшита, гардении и китайской еды. Единственные цветы, которые он мог видеть, были белыми и сонливыми.
Его душа внутри была ободранная и избитая.
То, что ему было нужно, это сон, чтобы этот день можно было бы закончить и начать новый. То, что ему было нужно, это способность выключить воспоминания, чтобы он смог прекратить проигрывать ссору с Адамом в голове.
«Он ненавидит меня».
То, что он хотел, это оказаться дома, а дом был не здесь.
Он был на пределе, чтобы решать, что мудро, а что нет. Он позвонил Блу.
— Алло?
Он зажмурил глаза. Только звук ее голоса, колыбельная песня Генриетты, заставлял его чувствовать себя истерзанным и разрушенным.
— Алло? — повторила она.
— Я тебя разбудил?
— О, Гэнси! Нет, не разбудил. У меня была смена в Нино сегодня. Твои дела закончились?
Гэнси лег, прислонившись щекой к всё еще нагретому солнцем бетону ограды фонтана, и вгляделся в полночный сад за натриевым туманом, который был Вашингтоном, округ Колумбия. Он держал трубку телефона у другого уха. Тоска по дому его съедала.
— На сегодня.
— Извини за шум, — сказала Блу. — Здесь зоопарк, как обычно. Я только возьму… хмм… йогурт и тогда… поговорим. Так что тебе нужно?
Он глубоко вздохнул.
«Что мне нужно?»
Он снова увидел лицо Адама. Проиграл в голове свои вопросы. Он не понимал, какой из них был неправильным.
— Ты думаешь… — начал он. — Ты могла бы рассказать мне, что прямо сейчас происходит в твоем доме?
— Что? Типа что делает мама?
Огромное насекомое прожужжало над его ухом, будто на посадке пассажирский самолет. Он продолжал лежать, хотя облет был совершен достаточно низко, чтобы пощекотать его кожу.
— Или Персефона. Или Кайла. Или кто угодно. Просто опиши это мне.
— О, — произнесла она. Ее голос немного изменился. Он услышал, как она придвинула стул к телефону. — Ну, ладно.
И она рассказала. Иногда она говорила с полным ртом, а иногда она делала паузы и отвечала кому-то еще, но она не торопилась и уделила время в полной мере каждой женщине в доме. Гэнси моргал все медленнее. Запах ресторанного ужина пропал, и все, что осталось, это тяжелый, приятный аромат растений. Это и голос Блу на другом конце трубки.
— Вот так? — наконец, поинтересовалась она
— Да, — ответил Гэнси. — Спасибо.
Глава 39
С Серым Человеком происходило что-то странное и химическое. Однажды его зарезали отверткой (головка Филлипс, ярко-синяя ручка), и влюбленность в Мору Сарджент была именно такой. Он ничего не чувствовал, когда отвертка пронзила его бок. Это не было невыносимо, когда он сшивал рану у кровати, смотря одновременно «Последнего рыцаря» по телевизору (Арбор Пэлас: ночлег и питание, местный колорит!). Нет, стало хуже, когда рана начала затягиваться. Когда он уже начал привыкать к новой коже, на месте пореза.
Теперь рваная рана в его сердце рубцевалась, и он не мог перестать это ощущать.
Он чувствовал это, когда установил новые счетчики в Погроме Цвета Шампанского. Цифры ухмылялись ему, подмигивали и щебетали.
Он чувствовал это, когда вскрывал подошву своей второй пары обуви и вынимал припрятанную заначку. Банкноты нежно трепали его по руке.
Он чувствовал это, когда взялся за дверную ручку винилового особняка Кавински. Входная дверь распахнулась настежь, не сопротивляясь. Он обнаружил дом, полный чудес, и ни одно из них не было Грейвореном. Миссис Кавински медленно подняла щеку с туалетного столика, ресницы едва трепетали, ноздри сопливы.
— Я плод вашего воображения, — сказал он ей.
Она кивнула.
Он чувствовал это, когда склонялся над БМВ Ронана Линча, припаркованной на стоянке Фабрики Монмаут, и смотрел идентификационный номер машины. Обычный номер состоял из семнадцати цифр, которые указывали, что это за машина, и где она была произведена. Номер данного БМВ состоял всего из восьми цифр и указывал на дату рождения Найла Линча. Серый Человек неосознанно порадовался этому.
Он чувствовал это, когда позвонил Гринмантл и кричал сердито и взволнованно о количестве времени, которого не вернуть.
— Вы меня слышите? — требовательным тоном спросил Гнирмантл. — Есть необходимость в моем приезде?
Серый Человек ответил:
— Генриетта — приятный городок.
Он чувствовал это, когда позволил себе войти в дом приходского священника Святой Агнесс и поинтересоваться у пастора внутри, исповедовались ли братья Линч в том, на что следовало бы обратить внимание. Шокированный священник издавал разнообразные шумы, когда Серый Человек схватил того и протащил через небольшую ламинированную столешницу в кухне, круглый стол для завтрака и через автоматическую кормушку для двух приходских кошек, Джоан и Димфны.
— Вы очень больны, — сказал священник Серому Человеку. — Я найду способ вам помочь.
— Мне кажется, — ответил Серый Человек, опуская священнослужителя на ларец с новыми молитвенниками. — Я уже его нашел.
Он чувствовал это, когда каждое устройство в Унынии Цвета Шампанского загорелось, как рождественская елка, вспыхивая, рыдая и пульсируя изо всех сих. Когда это впервые началось, его первой мыслью было: «Да. Да, именно это я чувствую».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});