— Слушай, Линч, — сказал Кавински. — Все просто. Сконцентрируй свой кельтский мозг на этой идее. Что делает твоя мамочка, когда её золотая рыбка подыхает?
Ронан перестал метаться.
— Я же говорил тебе. Это не твоя рисомолка[46]. Я могу ему достать другую, но это будет другая. А он не хочет другую машину. Он хочет именно эту.
— Я буду не хило терпеливым с тобой, — продолжал Кавински, — потому что ты отхватил травму башки. Ты ни слова не слышишь из того, что я говорю.
Ронан выбросил руку в направление Свиньи.
— Это не золотая рыбка.
— Народ, как же вы любите все драматизировать. Я собираюсь открыть багажник, а ты собираешься соскрести в него эту дрянь. А потом мы отправимся в путешествие, чтобы подобрать концептуально подходящее поле.
Ронан недоверчиво уставился на него.
— Слушай, прямо здесь и сейчас у тебя был изменяющий жизнь опыт. Залезай в машину, прежде чем мне снова понадобится обдалбаться.
Ронану больше некуда было податься. Он забрался в машину.
Глава 36
Спустя несколько часов вечеринки, Гэнси и Адам оказались в коридоре северного крыла между задней кухонной лестницей и старой комнатой Гэнси. Энергичный разговор все еще долетал из-под пола. Адам не был уверен насчет Гэнси, но он понимал, что пьян. По крайней мере, во рту чувствовался вкус шампанского, а мир казался притупленным и темным. Прежде он не бывал пьяным. Его отец делал это за него.
Они стояли бок о бок на пышном фиолетовом персидском ковре рядом со смирным приставным столиком Королевы Анны, уставленным безделушками на тему охоты. Тусклые золотые версии Адама и Гэнси стояли в сумасшедшем черном зеркале, висящем на стене. В отражении обычно уверенная линия губ Гэнси была искривлена каким-то беспокойством. Он растерзал узел своего галстука в распутный треугольник.
— Можешь поверить, — спросил он трагично, — что я вырос в таком месте?
Адам не говорил Гэнси, что обычно он не мог этого забыть.
— Я хочу, чтобы завтра мы смогли бы вернуться, — сказал Гэнси. — Я хочу, чтобы мы могли поехать назад и посмотреть, появился ли Энергетический пузырь.
Когда он сказал «Энергетический пузырь», шея Адама дернулась, словно коварный палец ущипнул тугое, беспокойное сухожилие. Другое изображение попыталось прорваться — на один миг он увидел краем глаза человека, стоящего за своим плечом, глядящего на него в зеркало. Печальные глаза и шляпа-котелок. «Почему нет? — сердито подумал Адам. — Почему, черт побери, нет?»
— Rex Corvus. Я никогда не напиваюсь снова.
— Ты и не напился, — ответил Гэнси. — Это был имбирный эль. В большинстве своем. Посмотри туда на наши лица. Мы старше, чем должны быть.
— Когда?
— Да вот, минуту назад. Мы становимся старше все время. Адам… Адам, это то, чего ты хочешь? Это? — Он сделал элегантный, презрительный жест в сторону нижнего этажа, отталкивая все это от себя.
Адам признался:
— Я хочу выбраться из Генриетты.
Он знал, что это говорить было грубо, даже если это была правда. Потому что, конечно, Гэнси бы сказал…
— А я нет.
— Я знаю, что ты не хочешь. Слушай, не то чтобы я стараюсь… — Он собирался сказать «оставить тебя позади», но это было слишком, даже с шампанским, сгладившим берега.
Гэнси жутковато рассмеялся.
— Я рыба, которая забыла, как дышать в воде.
Но Адам думал о скрытой правде: двое из них шли перпендикулярными путями, а не параллельными, и, в конце концов, они пойдут разными дорогами. Вероятно, в колледже. Если не в колледже, то после. В нем строилось напряжение, типа того, которое иногда посещало его глубокой ночью, когда он хотел спасти Гэнси или быть Гэнси.
Гэнси повернулся к нему, его дыхание было мятой и шампанским, его и их. Он спросил:
— Почему ты пошел в Энергетический пузырь без меня, Адам?
Вот так, наконец-то.
Правда была сложной штукой. Адам пожал плечами.
— Нет, — возразил Гэнси. — Не это.
— Не знаю, что тебе сказать.
— Как насчет правды?
— Я не знаю, что правда.
— Я в это просто не верю, — произнес Гэнси. Он начал использовать этот голос. Голос Ричарда Гэнси III. — Ты ничего не делаешь, не осознавая почему.
— Эта фигня может сработать с Ронаном, — ответил Адам. — Но такое не работает со мной.
Гэнси в зеркале невесело рассмеялся.
— Ронан никогда не брал мою машину. Он не лгал мне.
— Ох, да ладно. Я не лгал. Кое-что должно было быть сделано, или Велк сейчас получил бы контроль над линией. — Адам выбросил руку в направлении лестницы, туда, где вечеринка, туда, где пели на латыни. — Он был бы единственным, кто это слышал. Я поступил правильно.
— Вопрос не в этом. Вопрос вот в чем: та ночь. Ты должен был прийти за мной. Ты как будто стремишься быть Адамом Перришем — войном-одиночкой.
А он и есть Адам Перриш — воин-одиночка. Гэнси, которого вырастили эти поклоняющиеся придворные, никогда не был бы способен этого понять.
Адама горячился:
— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Гэнси?
— Просто скажи мне, почему. Теперь я неделями защищаю тебя перед Блу и Ронаном.
Идея о том, что его поведение являлось темой для беседы, привела Адама в бешенство.
— Если у остальных со мной проблемы, они могут обсудить это со мной.
— К черту, Адам. Не в этом смысл. А смысл в том… просто скажи, что такого больше не повторится.
— Какого «такого»? Кто-то не сделает что-то, чего ты не просил? Если ты хочешь кого-то контролировать, ты выбрал не того человека.
Возникла пауза, наполненная отдаленным звоном серебра и стаканов. Кто-то смеялся, звонко и радостно.
Гэнси только вздохнул.
И этот вздох был последней каплей. Потому что он не шептал о жалости. Он тонул в ней.
— Ох, не надо, — отрезал Адам. — Даже не смей.
На этот раз не было никакого выключателя. Никакого щелчка от обычного состояния к сердитому. Потому что он уже был сердит. Это было уже темное, а теперь совсем черное.
— Посмотри на себя, Адам. — Гэнси поднял руку, как бы демонстрируя. Экспонат № 1 — Адам Перриш, самозванец. — Просто посмотри.
Адам чувствовал себя до предела переполненным этими гостями вечеринки, их ложной любезностью, блестящими огнями и всяческими подделками. Он боролся за слова.
— Верно. «Там Адам, какая неприятность! Как считаешь, что он пытался сказать тем, что сам разбудил энергетическую линию? Я не знаю, Ронан. Давай его не спрашивать». Как насчет такого, Гэнси? Дело не в тебе. Я делал то, что должно было быть сделано.
— О, не лги мне. Было много других способов.
— Ты бы на это не пошел. Или ты хочешь найти эту штуку, или нет. — Было какое-то зверское освобождение в том, что он способен сказать такое вслух, все, что он думал. Он закричал: — И тебе он не нужен. Мне нужен. Я не собираюсь сидеть, сложа руки, и позволить кому-то еще попытать счастье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});