— Вероятно, нет, — небрежно ответил Громф.
— Значит, просто больше подходит для поставленной задачи?
Великий волшебник пожал плечами.
— Тогда зачем ее надевать? — в ее голосе было немного подозрения, как бы она ни пыталась это скрыть.
— Не бойся, друг мой. Я ношу это не в знак верности путям Ллос. Они будут уничтожены, я обещаю.
— Тогда зачем? Чтобы показать им свой окончательный выход из неповиновения?
— У меня есть свои причины. Давай оставим все как есть. — он помолчал мгновение, затем добавил:
— Я бы позволил тебе надеть другие мои одежды, но, увы, их магия и твое сердце никогда не будут соответствовать друг другу.
Предложение шокировало Кэтти-Бри больше, чем любопытный комментарий озадачил.
Он объяснил, снова удивив Кэтти-Бри, поскольку она не часто слышала подобные речи от Громфа:
— Мои одеяния Главной Башни серого цвета, отражают мое душевное состояние и мой взгляд на мир. Такие предметы, как эти — не простые орудия труда. Они являются продолжением существа, носящего их, усилением сердца и души волшебника. Ты больее… щедрая, чем я. Твои одежды были бы из белой ткани, а не из серой. Моя одежда была бы тебе мало полезна.
Кэтти-Бри слышала о таких вещах, поэтому приняла объяснение без вопросов — пока не осознала цвет мантии, которую теперь носил Громф.
— Если бы я была существом, замышляющим зло, какой цвет был бы подходящим тогда? Серый?
— Черный, — сказал Громф.
— Как мантия, которую ты сейчас носишь. Мантия, в которой, как ты уверяешь, нет злых намерений.
Громф пожал плечами, как будто это не имело значения. — Эта мантия больше не будет мне подходить. Для меня это просто мантия.
— Тогда зачем ты надел его в эту ужасную битву? Почему бы тебе не надеть мантию, которая, как ты утверждаешь, отражает твое сердце?
— Я же говорил тебе. У меня есть свои причины.
Кэтти-Бри пристально посмотрела на него.
— Ты думаешь, мне это нужно? — спросил Громф и усмехнулся. Он оттянул воротник своей черной мантии, обнажив ожерелье, полное рубинов.
— Это наименьшая из моих игрушек, — заверил ее Громф. — Я прожил столетия. Я был архимагом на протяжении веков. Я был соратником Джарлакса на протяжении веков. Он собирает так много интересных безделушек, в то время как я собрал или создал многие из самых могущественных магических предметов, известных на Фаэруне. Например таких.
Он поднял руку в воздух и произнес командное слово, и в его руке появился блестящий шлем из сияющего серебра, украшенный драгоценными камнями, так много драгоценных камней! Их было около сотни: опалы, синие и оранжевые, сверкающие бриллианты и красные рубины. Шлем был открытым, но с полосками, закрывающими нос, и по одной с каждой стороны, чтобы плотно прижимать его к щекам. Два маленьких крылышка поднимались под углом от передней пластины, и все эти элементы одежды тоже были украшены драгоценными камнями.
— Я слышала об этом предмете, — сказала Кэтти-Бри, едва ли сумев понизить голос до шепота.
— Уверяю тебя, в нем скрыто больше сил, чем ты можешь себе представить. И это даже не самая моя ценная собственность. — Он усмехнулся и бросил ей свой посох.
Как только Кэтти-Бри поймала его, она почувствовала силу посоха. В нем пульсировала магия всех школ волшебников. Ее собственное кольцо, с помощью которого она могла разговаривать с огненным Предвечным в пропасти Гаунтлгрима, взывало к ней, прося призвать могучего элементаля огня, и с посохом, она знала, что сможет!
— Ты одна из немногих, кто когда-либо держал в руках посох такой силы, — сказал ей Громф. — Только с ним у меня есть целый арсенал заклинаний. Огонь и молния, обнаружение, невидимость, защита и чары, колдовство… его возможности огромны и разнообразны.
— Я чувствую их, — сказала Кэтти-Бри. — Казалось бы, с помощью этого можно использовать множество заклинаний каждый день. И все это без обычного предварительного изучения или заучивания.
— Очень много, верно. Но я не ожидаю, что мне они понадобятся. — Громф ткнул пальцем себе в висок. — Уверяю тебя, у меня достаточно силы, чтобы справиться с кем угодно, любым демоном, который, как я ожидаю, выступит против нас, и дюжина других предметов поменьше: волшебные палочки, оба этих кольца — чтобы предложить разнообразие заклинаний, которое мне может потребоваться.
— Тогда зачем брать его с собой?
— На всякий случай, хотя я уверен, что у меня хватит сил и без него.
— Признаю, твоя уверенность обнадеживает. Но давай не будем недооценивать наших врагов.
Громф усмехнулся на это.
— Отсюда и посох. И все же ты хочешь прочитать мне лекцию о силах Мензоберранзана? О могуществе демонов?
Кэтти-Бри почувствовала себя немного смущенной.
— Я отправляюсь в Мензоберранзан сражаться, — сказал ей Громф, когда она вернула великолепный посох. — Я отправляюсь в Мензоберранзан, чтобы уничтожить не только слуг Ллос, но и саму концепцию жизни с Ллос. Здесь нет компромиссов, Кэтти-Бри. В моем сердце или разуме нет сомнений или отговорок. Я решил пойти на войну, а когда Громф Бэнр идет на войну, горе тем, кто попытается противостоять ему.
Она в этом не сомневалась. Даже без легендарных предметов силы, которые он сейчас продемонстрировал, она знала, что было мало, очень мало, если вообще были, тех, кто мог противостоять Громфу Бэнру.
Она снова удивилась, и Громф тоже, когда дверь открылась и в комнату вошел третий из группы.
Это, конечно, был Энтрери. Она поняла это сразу, но узнать его было совершенно другим делом, потому что он был очень похож на дроу.
— Это не волшебство, — сказал он ей и Громфу. — Это грим сценического артиста и парик проститутки. Я же говорил вам, что мне не нужна маска
— Мы скоро уезжаем?
Громф бросил ей маску Агатхи и сказал:
— Сейчас.
— Все жрицы и их охранники мертвы или захвачены в плен, — сообщила гонец из дома Вандри аристократам Дома Меларн и посетившим их служанкам. — Демоны уничтожены.
Жиндии захотелось протянуть руку и придушить женщину за то, что она принесла ей такие ужасные новости. Она ожидала, что алтарь, который ее союзники построили в пещере за пределами Мензоберранзана, позволит ей привлекать постоянный поток монстров, чтобы оказывать давление на еретиков, меньших демонов, чтобы постоянно дразнить и терроризировать Браэрин, и силы, достаточные, чтобы удерживать большие группы ее врагов занятыми вдали от ее главных целей. Но теперь пещера призыва исчезла.
— Что с алтарем и магическим кругом? — резко спросила она.
Посланница с трудом сглотнула.
— Ты — жрица Ллос, — сказала Йеккардарья дрожащей посетительнице. — Тебе здесь нечего бояться.
Йоклол сказала это скорее как предупреждение ей, чем принесшей мрачные новости женщине, поняла Жиндия.
— Это освященная святая земля, — сказала гостья.
— Конечно… — начала отвечать Жиндия, но выражение лица посетившей ее жрицы Вандри сказало ей, что это не очень хорошая новость.
— Не для Ллос, — подтвердила она. — Больше нет.
— Значит, оскверненная? — спросила она.
— Да, и освященная.
Жиндия не совсем понимала. Ее враги отвергли Ллос, но они не начали молиться ни одному из других других богов, о которых она слышала. Могли ли тогда это быть жрецы дворфов, пришедшие из Гаунтлгрима и молящиеся Морадину? Или Кэтти-Бри, жена Дзирта, о которой известно, что она была избрана Миликки?
— Кому, дитя? — спросила Йеккардарья.
Еще один тяжелый глоток.
— Темной деве Эйлистри.
Лицо Жиндии стало каменным. Стоявшие по бокам от нее служанки ахнули.
— Ты уверена в ссвоих опасениях? — спросила Жиндия после долгого и неловкого молчания.
Жрица опустила взгляд.
— Да, Мать Жиндия. Сила посвящения неоспорима, и оно поет голосом Темной Девы.
Жиндия посмотрела на служанок.
— Они нашли союзников?
— Вероятно, некоторые из жриц-еретичек слышали ее голос, — сказала Эскавидне. — Мы, конечно, знали, что Эйлистри попытается помочь тем, кто выступает против нас.