— Он держится, — отозвалась Желя.
Богини парили в небе Нави, словно враны с человечьими ликами. Под ними распласталась необъятная масса Волха, видная в нескольких мирах сразу. Уже трое, четверо демонов норовили вгрызться в его тело, напирали темной волей. Из-за речи Баюна корма и так стало в разы меньше, но навы утроили старания, чтобы борющийся владыка пил вдоволь. Теперь же при всем желании почти неоткуда было влить в него силы.
— Недолго продержится. Сейчас и сам это поймет.
Подозрение и страх кольнули Волха, только когда он ощутил, пока еще слегка, голод — чувство, которое давно уже позабыл. Его присоски вскинулись, шаря среди бочек, но ни капли корма там не оставалось. Демона охватили ужас и ярость. Он мог бы поубивать всех жителей Навьего царства, но что толку, если доставить сам себе пищу он не сможет?
«Головой ответишь, нава!» проревел Волх. «От моего гнева тебя даже Вий не защитит!»
— Пусть так, — ответил первосвященник. — Но воля господина этого мира стоит выше, чем твоя. Хочешь — убивай, еды все равно не получишь. Ты думал, твоя наглость останется безнаказанной? Это ты добился того, что сейчас тебя некому защитить.
Таковы были его последние слова, потому что исполинское щупальце ворвалось в Цитадель и всосало наву, развеивая его душу и плоть.
— Я ваш господин! — прогрохотал голос демона. — Я, а не Вий, и я приказываю вам вернуться на места!
Память об ужасных днях одиночества, о том, как беспощадно Вий обрушился на Навье царство, еще жила у многих в сердцах. Но тех, кто дернулись было возвращаться, встретили пули сторонников Вия. Последних оказалось больше, однако к защитникам Волха присоединились ящеры и рароги. Навская кровь хлынула в Цитадели и в капище. Над сражавшимися метались щупальца, выхватывая и поглощая врагов. Демон мог пожрать хоть тысячу живых существ, но те его бы не насытили. Он нуждался в пище совсем иного рода, и, занятый одновременно схваткой с королевствами, понял, что начал слабнуть. Это наполнило его еще большим ужасом. А затем вдруг резкая боль, какая бывает у человека при сердечном приступе, пронзила Волху грудь.
Баюн думал, что они долетят до самого царского терема, но еще издали увидел, как кружат над ним рароги. Финист посадил ковер на крышу своего дома. Едва они спустились, к ним навстречу выбежала Марья:
— Феденька! Где ты пропадал? Я всех горлиц подняла тебя искать!
— Машка, не шуми. Мужики делом заняты. Лучше справь мне пулю, да такую, чтобы наверняка била, всем дьявольским чарам назло. И воды подай, а то глотку будто шерстью выстлали.
В руках у Марьи появился кувшин. Федот взял его и начал жадно пить.
— Серебряную тебе, касатик? — Марья сложила ладони ковшиком, и в них засветилось тускло-рыжее, будто медь или тигровый глаз. — Зачарованную? На оборотня, на вампира, на летучую обезьяну?
— Я же говорю — такую, чтоб наверняка! — Федот стукнул кувшином об стол. — На вампира, да... На старого, матерого, алчности невиданной. Его и обычная бы убила, да только все они мимо летают. Поняла, о ком?
Марья ахнула.
— Феденька...
— А ты думала, я похвальбой занимался? Слова на ветер бросал? Я всегда знал, что час этот придет. Готово у тебя?
— Да. — Марья показала ему навью пулю. Баюн боеприпасов уже всяких навидался, а такой не видел. Белая, как молоко. Наконечник резной. Приложила кудесница пулю к губам и протянула Федоту.
— Бог тебе в помощь, светик мой ясный. Возвращайся живым.
— Это, Машка, уж как получится. Если не вернусь, ты не плачь, а собери все снаряжение мое и в могилу положи. — Федот поцеловал жену в щеку, заправил пулю в снайперифль и взял с пола бечеву.
— Баюн, подь сюда.
Рысь повиновался. Федот накинул бечеву ему на шею и завязал.
— Ты что делаешь?
— Вдвоем нам с тобою к терему не пробиться. Ружжо мое негодно, если много врагов и вблизи. Только хитростью. Скажу, что я тебя поймал и за наградой пришел. Машка, спрячь мою рожу. Ярыги нас не видели, но как я к Финисту отношусь — все знают.
Марья провела руками по лицу Федота. Тотчас морщины его пропали, волосы потемнели, нос картошкой сделался. Женщина прерывисто вдохнула и пошатнулась. Федот схватил ее за локоть.
— Больше не могу, милый. Иди быстрее, долго не продлится.
— Эх, где наша не пропадала... — Федот снова поцеловал ее, на этот раз в губы, и дернул за бечеву: пошли, мол.
У царского терема их остановили стражники, бердышами путь преградили:
— К государю нельзя!
— Я его животину привел. — Федот показал на Баюна. — Мне награда положена.
— Давай сюда. — Стражник потянулся к бечеве, но стрелец ее отвел:
— А почем мне знать, насколько вы честные? Я с ним три дня и три ночи бился, он меня чуть не сожрал, а сейчас — отдай, получи пятак на водку и под зад сапогом? Так не пойдет, добры молодцы, я его только самому Финисту на руки лично передам. Или сейчас как веревку сыму, и сами драться с вашим людоедом будете.
Баюн подыграл: зашипел, зарычал, лапой замахнулся, чуть-чуть стражника по сапогу не задев. Тот отдернулся.
— Да в рот тебе шпоры... Эй, Кузьма, Васька, Димитрий — проводите этих двоих до царя. И смотрите во все глаза, за рысью особливо!
На гладких, навощенных досках терема лапы Баюна оставляли влажные следы. Рысь про себя уже с жизнью простился: Федот Финиста прикончит или наоборот — так и так у бывшего советника шансов нет. А что ждет там, за порогом, неизвестно еще. Насколько его Волх выпил, насколько дух отяжелить успел — этого по себе не поймешь. Но Елена говорила, кончается все уже. Ждать не придется долго. Вот и двери, за которыми решится судьба.
— Здрав будь, царь-батюшка, — сказал Федот издевательски. — Добыл я хищника твоего беглого.
Финист плохо выглядит: похудел, бледный сделался, под глазами мешки. Вроде даже морщины лоб разрезали и вокруг рта пролегли. Про молодильные яблоки позабыл за бедами своими? Смотрит на Баюна бесстрастно, кивает.
— Веревку брось. У меня не сбежит. Деньги принесут сейчас.
Марья снайперифль Федоту тоже спрятала, сделала тростью златой. Глядит Баюн на эту трость и видит, что темнеет она, очертания оружия просвечивают. И Федот это тоже видит, начинает трость поднимать. Тут бы Баюну бежать со всех ног, но лапы будто примерзли. Финист вскакивает с трона, стражники шагают вперед. Бечева падает на пол, и стрелец уже подхватывает снайперифль второй рукой.
— Гори в аду, и барина своего туда забери, — сказал Федот и выстрелил.
Финист отлетел, ударился о спинку трона, ополз по нему на приступки. Одежда на его груди стремительно темнела, намокая. Охрана подняла бердыши. Федоту отсекли сначала руку, потом голову. Кровь брызнула на Баюна. Оцепенение с него спало, и рысь метнулся бежать, пролетев под ногами стражи. Но далеко он не убежал. Cапог прижал бечеву к полу, стреноживая Баюна за горло, так, что чуть шею не сломала веревка. Рысь лишился дыхания, в голове зазвенело, соленым отдало в носу и рту, а его уже волочили обрано.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});