по строчкам, сотканным из аккуратных маленьких буковок, потом, отставив листок от себя на вытянутую руку, перечитал текст. Вдруг у него кольнуло сердце, на лицо надвинулась тень. Господи, ведь на двенадцатой работает верховым его внук Витька Юрьев. Как он там? Но ведь раненых-то нет… Мастер растерянно огляделся.
– Надо начальство поднимать…
Нагнулся, подтянул сползающие книзу голенища старых сапог и двинулся к двери, чувствуя, как спину под лопатками начинает прожигать противный холодок. Он протопал по тротуарчику к балку Чертюка, прислушиваясь к грохоту собственных сапог и одновременно к звону звезд, уже проступивших в расчищенном к ночи небе, подумал, что почему-то раньше никогда не слышал звона звезд… Приблизившись к балку, стукнул костяшками пальцев по двери и, скорее угадав, чем услышав, негромкое «войдите», толкнул дверь. В балке было словно в Африке – такая стояла жара. Чертюк полулежал на кровати и, расстегнув рубашку, растирал плечо; сквозь пальцы виднелся бугристый, грубым жгутом сросшийся шрам. «Рана-то с Отечественной, должно быть», – зачем-то подумал мастер, а Чертюк, словно бы устыдившись своего шрама и расстегнутой голой груди, виновато улыбнулся и скованным голосом пригласил мастера сесть.
Но тот не сел, а, разгладив в ладонях листок с сообщением, протянул его Чертюку.
– Вот, Федор Федорович, вышел в десять в аварийный эфир, – сказал он дрожащим голосом, – и запеленговал, так сказать. Двенадцатая буровая передала в экспедицию…
Чертюк, с лица которого еще не сошла виноватая улыбка, расправил листок и словно споткнулся глазами о ровные ступеньки строчек. Откинув бумажку на стол, стал болезненно бледнеть скулами.
– Где пилотов расквартировали? – спросил он, будто вспомнив, что при нем есть вертолет.
– Недалеко, второй балок с краю отвели. Что? Нужны?
– Командир экипажа – да, остальные – нет, не нужны.
– Сейчас пошлю, кликнут, – заторопился мастер.
– Пожалуйста, – попросил Чертюк.
Вскоре пришел вертолетчик, огромный человек в куртке с цигейковым воротником и короткими рукавами, из которых по запястье вылезали громадные кулаки, вошел молча и, не говоря ни слова, уселся на табуретку, упершись кулаками в колени.
– Ночью летали когда-нибудь? – спросил Чертюк.
Вертолетчик поднял кулак. Не разжимая пальцев, пригладил волосы.
– Когда в военной авиации служил, летал.
– А сейчас могли бы?
– Мог бы, да не разрешат.
– А если я по рации добьюсь разрешения?
– Бесполезно. Из-за вас же и не разрешат.
– А на свой страх и риск?
Вертолетчик опять пригладил кулаком волосы.
– Не могу. Узнают – спишут. А если спишут… – Он недоговорил и так глянул на Чертюка, что стало ясно, чего больше всего боится этот огромный и, наверное, смелый человек. Чертюк подумал: «Если боится, значит, из военной авиации его наверняка списали за какой-нибудь подобный полет. А теперь, один раз обжегшись на молоке, на воду дует».
– Значит, только завтра? – сморщившись, спросил он, сожалея, что не сможет сегодня улететь на пожар, не сможет поддержать людей… Самому Чертюку нефтяные фонтаны были знакомы, более того, в Баку он окончил курсы «для высшего командного состава» как раз по тушению подобных пожаров.
– Далеко лететь? – спросил вертолетчик.
– Километров двести.
– Куда именно?
– На двенадцатую буровую, – сказал стоящий у двери мастер. – На Тром-Аганке это…
Вертолетчик помолчал, что-то высчитывая, потом разлепил припухлые губы.
– Пятьдесят километров прибавьте. Двести пятьдесят будет, – поднялся, сунул руки в карманы куртки. – Случилось что?
– Пожар, – вновь подал голос мастер.
– Та-ак, – протянул вертолетчик, тряхнул головой, и на лице его появилось упрямое, даже чуть обозленное выражение. – И-эх, была не была!
И, не спрашивая согласия Чертюка, который после разговора мог переменить решение – лететь ночью на вертолете, не оборудованном специальными навигационными приборами, – жизни может стоить, – вышел из балка.
Чертюк начал торопливо складывать в портфель дорожные причиндалы – бритву, книги, зеркальце, носовые платки, прочую мелочь, взятую из дома, и одновременно думал о том, что каждое новое месторождение – это обязательно новый пожар. Огонь и нефть всегда сосуществуют рядом.
Когда открыли Уренгойское месторождение – около поселка Тарко-Сале на берегу реки Пурпе, вырвался из-под земли газ и сразу же вспыхнул… На месте буровой образовался кратер, который все расширялся и вскоре соединился с рекой. Вода вошла в кратер, и газ пробивался сквозь речную толщу. Зрелище было пугающим: ненцы, привозившие на упряжках оленину, становились на колени, видя огромный, занимающий полнеба столб пламени, черно-рыжие космы, отлетающие на рябоватую поверхность Пурпе. Фонтан задавили лишь спустя полгода после злополучного ночного выброса. Сейчас на его месте – целое озеро, круглое, как монета.
Чертюк торопился, и собственная нервозность, болезненное внутреннее состояние казались ему какими-то жалкими, суетливыми – Чертюк был от природы человеком деликатным и смущающимся, – сейчас его, например, смущало присутствие Васильича, бестолково застывшего у двери, и он не мог отправить его назад – почему-то не хватало пороха. А тут еще платочки, носочки, зеркальце – будто он холеная барышня, не проживет в тайге без надушенной батистовой тряпицы, и Чертюк мысленно поругивал жену… Он попробовал отвлечься, вновь стал думать о пожарах, о людях, работающих на нефти. Да, нефть и огонь всегда сосуществуют рядом – с тех пор, как только человек вонзил в земную толщу буровые долота, чтобы напоить прожорливые двигатели автомашин и тракторов, накормить турбины самолетов и кораблей, добыть сырье для производства духов и тончайших синтетических тканей.
Летопись нефтяных и газовых промыслов – это не только внушительные колонки цифр, добытых земных богатств, это еще и трагический перечень огромных и злых пожаров. Один из самых страшных пожаров случился на скважинах в районе Мексиканского залива. Там взбунтовалась одна из скважин компании «Шелл», ударил нефтяной фонтан, который сразу же превратился в факел. Первые вести об этой катастрофе были краткими и горькими: «Четыре человека погибли, тридцать два тяжело ранены…» За первой скважиной запылали соседние, и вскоре огромный участок земли на берегу Мексиканского залива представлял сплошное море огня. Тяжелый маслянистый дым пожара, гонимый ветром, двинулся на Новый Орлеан.
Справиться с огнем удалось очень не скоро, пришлось бурить новую, так называемую наклонную скважину, закачивать в нее бентонитовую глину…
Чертюк вспомнил некоторые детали борьбы с этим пожаром, о которых читал сам, вспомнил, что тушили его шестьсот пятьдесят первоклассных специалистов, появившихся на пожаре спустя несколько часов; вспомнил, что одну скважину удалось накрыть с вертолетов металлической крышкой; что нефть сильно загрязнила море. Судам невозможно было приблизиться к берегу, потому что в огне море кипело, и долго еще не могли определить, из какой скважины нефть стекает в залив – компании «Шелл» пришлось распылить специальный препарат, и два судна буксировали огромный плот, на котором стояли баки, а команда вручную очищала море от густой нефтяной пленки…
По причиненному ущербу этот пожар сравнивают со знаменитым лесным пожаром 1969 года в Мексике. Убытки в долларах обозначены восьмизначным числом…
– Да. Восьмизначным числом, – вслух повторил Чертюк, застегивая замки портфеля…
– Поосторожнее там, – предупредил мастер и вздернул вверх обросший сахарной щетиной подбородок,