Читать интересную книгу Избранное - Хаймито Додерер

В те времена, когда мы вместе с обоими господами проходим мимо Оперы, города по ночам еще не были оживлены, как нынче, разноцветной и растворяющейся вдали игрой света; зато непережитым осталось и то, как все это затемнялось со дня на день, — темные глыбы под гнетом страха. Хвостик и Дональд свернули вправо на пешеходную аллею Рингштрассе. Дональд замедлил шаги. Здесь уличный шум не помешал бы им говорить. Лишь изредка по широкой мостовой, над которой еще не парила яркая цепь электрических лампочек, проезжали автомобили или фиакры. Но высокие дуговые фонари вечное полнолуние больших городов — все вокруг заливали молочным светом.

Лишь возле Городского парка Дональд решился:

— Господин Хвостик, — сказал он по-английски, — это предстоящее нам путешествие весьма желательно мне в сугубо личном смысле. В последнее время я потерпел неудачу. Может быть, мне нужно навсегда покинуть эти края. Поехать, например, в Чифлингтон, на тамошний завод.

— Мне было бы чрезвычайно жаль, — сказал Хвостик и в тот же миг понял, что эти слова могут оказаться последними откровенными и прямыми словами, которые он скажет Дональду, в том случае, если и тот почтит его, Хвостика, своим доверием. Он чувствовал, что этот момент уже близок. Если Дональд станет выражаться яснее, то Хвостиково положение будет очень и очень неловким. Хвостик остро ощущал приближение опасности.

Дональд заговорил о Монике, назвал ее по имени. Это было, если можно так выразиться, его грехопадение, вызванное внезапным приступом слабости, может быть, вследствие физического переутомления, а может быть, и от непривычки к спиртным напиткам. Но Хвостика он тем самым поверг в настоящий конфликт с самим собой, причины которого, конечно же, коренились не в сиюминутной слабости.

Дональд мало что сказал, и ничего особенно умного, к тому же его слова были не в ладах с истиной. Но как же может быть иначе? Что он мог бы рассказать, что осветить? Ему пришлось бы тогда говорить и о необъяснимом, может быть, о дурноте накануне приема в саду, о том, как в комнате стемнело из-за дождя, — но как раз это-то он и отмел с самого начала. Это все не имело ничего общего с Моникой. И все-таки. Он сказал:

— Как мне это ни больно, но я так и не сумел установить с ней настоящего контакта.

— Простите меня, мистер Клейтон, — сказал Хвостик, — но не исключено, что с такой особой это никому бы не удалось.

Первая поперечная повязка. Задумано хорошо. Это должно унять, смягчить боль. Тонкая благодарность Хвостика. Вдобавок: сейчас, на высоте 1000 метров над уровнем моря, Моника наверняка была вполне контактна.

— Все-таки здесь дело в некоторой автократичности натуры, — еще присовокупил Хвостик.

Да, черт возьми, так будет лучше! О, и пусть нам еще больше встречается таких «автократических натур»! В особенности это пошло бы на пользу нашей молодежи! Но где и в чем Моника проявила тогда свою автократичность по отношению к Дональду? Все это чепуха. Бедняга Хвостик порет сейчас сущую чепуху. А что ему еще остается?

— А после вашего возвращения из Англии, мистер Клейтон, вы говорили с фройляйн Бахлер?

Позор. Итак, он спешит в укрытие. А что ему делать?! Я спрашиваю: а кто же, собственно, оказался несостоятельным в присутствии Моники? Разумеется, не Пепи. Никоим образом. Он обнял свою бело-светящуюся звезду и сам стал при этом красным, как раскаленная чугунная печь.

Жалкий этот разговор еще немного продолжался, когда они дошли до конца Городского парка и свернули вправо. Вдоль узкой стороны парка они прошли молча, потом поднялись на мост, под которым на многочисленных путях товарной станции стояли рядами темные вагоны. Слышалось звяканье буферов. Здесь уже начиналась та часть города, где они жили и трудились. Хвостик живо это ощутил. Слева, на главной таможне, он сам лично отправлял в Бухарест фирме «Гольвицер и Путник» большие партии станков. Теперь они шли по Зайдльгассе. Смолянистый запах торцовой мостовой. Хвостик вдруг вспомнил, как он когда-то взял здесь фиакр, чтобы поехать к своему тогдашнему домовладельцу, советнику Кайблу, прощальный визит перед переселением из Адамова переулка. Вот они уже идут мимо завода. Возле ворот освещенное оконце ночного сторожа. «Сюда приметалось что-то совсем новое», — подумал Хвостик. Да, он готов был признать, что все не может двигаться вперед, оставаясь таким, как прежде. Окна кафе «Неженка» были еще освещены. Неужто Дональд захочет туда заглянуть? Но он прошел мимо, даже немного прибавив шагу. У моста они пожелали друг другу спокойной ночи.

Хвостик еще раз быстро оглянулся.

Дональд уходил, высокий и стройный.

«Я ведь знал его еще совсем мальчиком, — подумал Хвостик, — я изредка видел его в саду их виллы. А теперь он страдает от любви».

Нет, ему не свойственно было пренебрегать страданиями, которые были ему чужды. Он отлично сознавал всю серьезность ситуации, а это обычно редко удается осознать вовремя. Но что ему было делать с этим сознанием? Разве не сводится все к тому, что ты убеждаешься — у тебя зрячие глаза, но руки-то слабые.

На пристани чувствовалось дыхание воды, а от Пратера сюда долетал аромат зелени. Хвостик подошел ближе к откосу. Потом повернул налево, перешел через дорогу и зашагал по переулку, ведущему к его дому.

* * *

На следующий день вернулся Роберт и уже под вечер появился в конторе, весело и громко приветствуя Дональда и Хвостика. Пени про себя решил, что он изменился. Несколько спал с лица, загорел и, казалось, весь стал как-то легче и подвижнее. Покупка локомобилей прошла гладко, сообщил Роберт, хотя он (это относилось к Дональду) чувствовал себя там уже не так уверенно; он несколько отстал, чтобы толком разобраться во всех деталях этого дела. Потом его пригласили совершить поездку в горы. Хорошо, что он не поехал в Венгрию на машине, — ужасные дороги. Машина тогда — наверное, к счастью, была в ремонте.

Вечером Август был встречен громким «о-ля-ля!» и толчками в бок. После обеда Роберт и Дональд в холле обсуждали текущие дела. И рано ушли спать. Дональд тоже очень устал.

На другой вечер был soirée у Гольвицера, куда на сей раз получил приглашение и Хвостик. Старики Эптингеры извинились, что не смогут быть.

Хвостик поехал туда вместе с Клейтонами. Опять большой съезд на Фихтнергассе, поток разнообразных взаимных приветствий уже на тротуаре перед виллой, а затем не менее оживленный и бесформенный introitus с путаницей голосов уже в холле. Оттуда все устремились в первую гостиную (оба англичанина и Хвостик молча присоединились к обществу), где с шумом и смехом окружили маленького хозяина дома. Последний, как только приметил Роберта Клейтона, разомкнул образовавшийся круг и поспешил навстречу Роберту:

— Я рад, мистер Клейтон, сегодня видеть вас здесь.

Далее последовал оживленный обмен рукопожатиями с Дональдом и Хвостиком.

Сердечность иной раз изливается таким потоком, который все делает невидимым, затопляя целиком всю суть человека; и при этом она может быть подлинной, хотя бы на время. И опять здесь можно было увидеть множество лиц, каких обычно не встретишь в кругу промышленников — бородатые профессорские лица и бритые лица знаменитых актеров Бургтеатра. Множество разговоров и дебатов на темы, не всегда и не всем здесь привычные. Англичане и Хвостик дошли до зимнего сада, двери которого сегодня были открыты в парк. На пороге стояла пришедшая из парка Моника Бахлер.

Роберт поздоровался с Моникой приветливо, добродушно и непринужденно, Хвостик осыпал ее комплиментами с известной торжественностью, из которой можно было уловить, что он сознает всю значительность ее особы, а Дональд растерялся (до сих пор, верный своей природе, он держал себя в руках), не сказав ни единого слова, пожал ей руку и поклонился.

Они остались здесь, в зимнем саду, куда летом никто не заглядывал, возле бассейна с фонтаном и стали смотреть на воду, на медленно плавающих сазанов, ибо в этот момент им ничего другого не оставалось и никому ничего толкового в голову не приходило. Хвостик первым сделал открытие, что декоративные водоемы коммерции советника Гольвицера несут еще и утилитарную, вернее, гастрономическую нагрузку, по крайней мере в определенное время года.

Во второй половине бассейна не было рыб. Там, куда падала вода из фонтана, были устроены пещеры и гроты из туфа: Хвостик обнаружил там раков, два или три из них разгуливали в воде неподалеку от этих пещерок. Хвостик указал на них Роберту, на Роберта один из раков произвел ошеломляющее впечатление своей живостью. Он тут же обернулся к Монике и сказал ей, что здесь есть на что посмотреть. Она с интересом нагнулась над краем бассейна. Дональд тоже заглянул в него.

Но все это не удивило Хвостика, странным ему показалось другое мелкое обстоятельство: Роберт только сейчас — раньше этого никогда не бывало заговорил с Моникой по-английски. Обычно в Вене он почти не пользовался родным языком, и лишь звоня по телефону с гор старине Пени, вел с ним доверительные беседы по-английски. Но сейчас вдруг, опустившись на колени у края бассейна, Роберт сказал Монике по-английски: