— От всей души благодарю вас, ваше величество! — сказал Бенвенуто. — Но простите мое невежество: что такое грамота на подданство?
— Как, вы не знаете? — укоризненно воскликнул Антуан Ле Масон, а король расхохотался как безумный над столь наивным вопросом. — Грамота на подданство — это высшая милость, какую его величество может даровать иностранцу. Благодаря этой грамоте вы станете французом.
— О! Теперь я понял, сир, и несказанно вам признателен. Но для чего мне эта грамота? Я и так всей душой предан вашему величеству.
— Как — для чего? — воскликнул Франциск, по-прежнему в превосходном настроении. — А хотя бы для того, Бенвенуто, что теперь, когда вы стали французским подданным, я могу подарить вам Большой Нельский замок, а для иностранца я не мог бы этого сделать… Мессир Ле Масон, присоедините к грамоте на подданство дарственную на этот замок… Ну как, Бенвенуто, поняли вы теперь, какую пользу может принести человеку грамота на подданство?
— О да, сир, и разрешите поблагодарить вас не один, а тысячу раз! Наши с вами сердца без слов понимают друг друга; милость, которую вы мне сейчас оказали, позволяет мне надеяться на другую великую милость, о которой со временем я, быть может, осмелюсь просить ваше величество.
— Я не забыл своего обещания, Бенвенуто. Заканчивай скорей Юпитера и тогда проси что хочешь.
— У вашего величества прекрасная память, и, смею надеяться, вы сдержите свое слово. Да, я буду просить, буду умолять ваше величество исполнить одно желание, от которого зависит счастье всей моей жизни! И то, что вы сделали для меня сейчас, каким-то непостижимым чудом угадав мои сокровенные мысли, позволяет мне надеяться на скорое осуществление моей мечты.
— Вот и прекрасно, мой великий мастер! Ну, а сейчас удовлетворите все-таки наше любопытство и покажите наконец, что у вас под мышкой.
— Это серебряная солонка, сир, в дополнение к кубку и тазу.
— А ну-ка, покажите ее скорей!
Некоторое время король, как всегда, с огромным вниманием молча разглядывал дивное творение Челлини и наконец воскликнул:
— Ну что за бессмыслица! Что за чушь!
— Как, ваше величество, — в отчаянии воскликнул Бенвенуто, — вы недовольны моей работой?!
— Конечно, месье, я недоволен вами, я зол на вас! Разве можно было портить такой прекрасный замысел, воплощая его в серебре! Из золота следовало делать эту вещь, Челлини, из золота, и вы это сделаете!
— Увы, сир, — грустно сказал Бенвенуто, — мои скромные творения недостойны столь высоких похвал. Я боюсь, как бы ценность материала не погубила сокровищ моей фантазии. Жизнь жестока, ваше величество, а люди жадны и глупы; кто знает, не будет ли какой-нибудь кубок, за который вы, ваше величество, охотно заплатили бы десять тысяч дукатов, переплавлен когда-нибудь в десять экю. Нет! Золото дает менее прочную славу, чем глина, — вот почему имена ювелиров не переживают их самих.
— Послушайте! Уж не думаете ли вы, что король Французский станет закладывать солонку со своего стола?
— Ваше величество, отдал же император Константинопольский венецианцам терновый венец Иисуса Христа!
— Да, но французский король выкупил его, месье!
— Верно, ваше величество, но подумайте о всевозможных опасностях, которым подвергаются короли: о революциях, ссылках… У меня на родине, например, Медичи трижды изгонялись и трижды возвращались. Вряд ли есть на свете другой король, чья слава и казна были бы столь же прочны, как у вашего величества.
— Хорошо, хорошо, Бенвенуто! Но я желаю все же, чтобы вы сделали мне золотую солонку. Мой казнохранитель сегодня же выдаст вам для этого тысячу полновесных золотых экю старой чеканки… Слышите, д’Орбек, сегодня же! Я не хочу, чтобы у Челлини пропала даром хоть одна минута… Прощайте, Бенвенуто, желаю вам успеха! Помните, французский король ждет Юпитера… Прощайте, господа! Не забывайте о Карле Пятом!
Пока Франциск I сходил с лестницы, чтобы сесть на коня и верхом сопровождать королеву, которая была уже в карете, в зале шли небезынтересные разговоры. Послушаем их.
Бенвенуто подошел к графу д’Орбеку и сказал:
— Я должен повиноваться его величеству, господин казнохранитель. Потрудитесь, пожалуйста, приготовить золото, а я тем временем схожу за мешком и через полчаса буду у вас.
Граф в знак согласия молча поклонился, и Челлини, напрасно поискав глазами Асканио, вышел из Лувра один.
В то же время де Мармань тихо проговорил, обращаясь к прево, который все еще держал Коломбу за руку:
— Прекрасная возможность: побегу предупредить своих людей, а вы скажите д’Орбеку, чтобы он как можно дольше держал у себя Бенвенуто.
И он исчез; а мессир д’Эстурвиль, подойдя к графу д’Орбеку, что-то прошептал ему на ухо и тут же громко прибавил:
— А тем временем, граф, я отведу Коломбу в Нельский замок.
— Хорошо, — ответил д’Орбек. — И сегодня же вечером сообщите мне, чем все это кончится.
Они расстались; прево не спеша направился с дочерью к Малому Нельскому замку. Асканио, не замеченный ими, шел сзади, любуясь издали грациозной походкой Коломбы. А король вскочил на своего любимого коня — превосходного скакуна гнедой масти, подаренного ему Генрихом VIII, — и, вдев ногу в стремя, произнес:
— Нам с тобой, приятель, предстоит сегодня долгий путь:
Хоть ростом мал красавчик мой гнедой,Друг другом все ж довольны мы с тобой…
— Вот две первые строчки и готовы! — прибавил он. — А ну-ка, Маро, попробуйте закончить четверостишие! Или вы, Мелен де Сен-Желе.
Маро медлил, почесывая в затылке; Сен-Желе опередил его, с необыкновенной быстротой сочинив удачное окончание:
Хоть ты не Буцефал, но всадник твойПревыше македонского героя.
Стихи были встречены громкими аплодисментами, и король, сидя в седле, изящным поклоном поблагодарил поэта за столь удачный экспромт.
Что касается Маро, он вернулся к себе в отвратительнейшем настроении.
— Понять не могу, что сегодня случилось с придворными, — ворчал он, — но все они ужасно глупы!
II
ЧЕТЫРЕ СОТНИ РАЗБОЙНИКОВ
Перейдя на противоположный берег Сены, Бенвенуто поспешил домой, однако не за мешками, как он сказал графу д’Орбеку, а за небольшой корзинкой, которую подарила ему во Флоренции одна из его двоюродных сестер — монахиня. Было уже два часа, но Бенвенуто непременно хотел покончить с этим делом сегодня же; поэтому, не дождавшись дома Асканио и других учеников, которые в эту пору обедали, ювелир отправился один на улицу Фруа-Манто, где жил граф д’Орбек; по пути он внимательно оглядывался по сторонам, однако не заметил ничего подозрительного.