Но передатчик Иванова работал, и Лю знал, что Эрвин жив.
Знал – и осторожничал.
И лишь когда Эрвин стал защищать Иванова, незадолго перед тем попытавшегося убить его, бесполезного умирающего Иванова, и не отдал его зверью – тогда и только тогда последовала команда: спасать! Почему?
Эрвин тихонько засмеялся. Знания и логика за полчаса привели к ответу, который он не мог, как прежде, в одну минуту получить расчетами. Свою команду Большой Лю подбирал из людей самых разных племен, но принцип подбора всегда основывался на конфуцианских добродетелях и безусловном подчинении нижестоящих вышестоящим. Заподозренному – только заподозренному! – в нелояльности – у Лю всегда были обеспечены большие неприятности. Эрвин не был связан никакими обязательствами, зато Иванов открыто выразил готовность изменить команде ради личного спасения – и был брошен на болоте то ли и впрямь уже мертвым, то ли еще живым. Собаке, мол, и смерть собачья. Зато Эрвин, этот ходячий арифмометр, вопреки сложившемуся мнению о нем показал себя, черт побери, верным товарищем и командным игроком. Спасать такого! Привлечь такого! Вербануть в команду! Несмотря на риск! Распоряжение поступило от Стаббинса, но он, вне всякого сомнения, выполнял все указания Лю…
Спастись не благодаря способности вычислять, а благодаря ее утрате – такого еще не бывало… Эрвин беззвучно смеялся, глядя в серый потолок.
Через час или около того явился старый толстый фельдшер и освободил выздоравливающего от трубок и регенераторных нашлепок. Эрвин не стал задавать ему вопросов, и фельдшер тоже не проронил ни слова. Надо полагать, ему хорошо заплатили, а правило «меньше знаешь – крепче спишь» чрезвычайно полезно для тех, кому не по силам Большая Игра и кто понимает это.
Ламбракис сам принес обед, и не судки с камбуза, а тюбики и колбы для питания в невесомости. Надо полагать, избегая лишнего внимания персонала Сковородки, взял их со своего шаттла. Суп-пюре из моллюсков с каперсами и твердианскими пряностями улетел в рот мгновенно. Блаженство было таким острым, что Эрвин на время позабыл, какими словами сам он крыл космическую пищу, работая гарпунером среди астероидов.
– Не так быстро, – забеспокоился Ламбракис. – Поперхнетесь.
Чрезвычайным усилием воли Эрвин заставил себя отложить ненадолго в сторону тюбик с протертыми фрикадельками.
– Как вы собираетесь вывезти меня отсюда? – спросил он. – В грузовом трюме, конечно?
– В ящике из-под провизии, если вы не против.
– Мне не привыкать, что меня рассматривают как провизию… Сколько человек на Сковородке участвуют в операции?
– Двое помимо меня. Пилот и местный фельдшер.
Эрвин помолчал, изображая мыслительную деятельность. Краем глаза заметил, с каким почтением смотрит на него Ламбракис. Ну как же – вычислитель вычисляет!
– Должно получиться, – сказал Эрвин, легонько кивнув. – Но портачить не рекомендуется. Фельдшер, кажется, не из болтливых, а пилота я не видел.
– Надежный парень, – уверил Ламбракис. – Это он сажал флаер, пока я отстреливал зверей. Сами знаете, не каждый согласится летать над Саргассовым болотом даже днем, а уж ночью…
– Тем лучше. И… когда смываемся?
– Завтра. Одежду я приготовил. Кажется, она не совсем по росту, но лучше ходить в такой, чем нагишом, вы согласны? Двигаться можете уверенно?
Эрвин поерзал на койке. Нигде ничего не болело.
– Да.
– Тогда никаких проблем. В нужный момент – о нем договоримся позже – транспортер притормозит возле медблока, первый ящик от кабины – ваш. У вас будет три-четыре секунды, чтобы пробежать десять метров и забраться в него. Об остальном не беспокойтесь. Как только поднимемся на антиграве, я к вам спущусь. Разгон вы проведете в кресле, как полагается.
– Отличная мысль, – одобрил Эрвин. – Нагло, но в меру. Должно сработать.
– Мое имя Андонис, – похвастался Ламбракис. – Оно означает «неоценимый». Раз уж родители снабдили меня таким именем, приходится соответствовать, хе-хе.
– У вас получается. Но я хочу знать еще кое-что. Давеча вы сказали, что, забирая меня с болота, вам пришлось торопиться. Почему, собственно? Набежала стая зверья?
– Это не зверье, – сказал Ламбракис. – Хотя, может, и зверье, не знаю. Нет, наверное, все-таки зверье… щупальца такие… до неба. Как высунулись шагах в ста он нас, так я и понял, что задерживаться тут, пожалуй, не стоит. Даже стрелять по ним не стал…
– Правильно, что не стали… Так, значит, два щупальца? Точно?
– Ну, до двух-то я считать умею. – Ламбракис усмехнулся.
– Еще один вопрос. Какого цвета были щупальца?
Ламбракис чуть было не всплеснул руками, но остановил себя, сообразив, видимо, что вычислитель не просто так задает странные вопросы. Ему зачем-то надо это знать.
– Вообще-то ночь была, – пробормотал он. – Чуть-чуть светало, но в общем еще ночь. Лунная, правда… Нет, насчет цвета ничего не скажу.
– А форма? – продолжал допытываться Эрвин. – Это животное называется язычником, их тут два вида… Щупальце в сечении круглое или уплощенное? С бахромой отростков по краям или без?
Лисье личико Ламбракиса сморщилось, как будто лиса из эзоповой басни добралась-таки до винограда, а он и впрямь оказался кислым.
– Вроде была какая-то бахрома или еще что-то… Погодите… Да, точно была! Одно щупальце спроецировалось на луну, и были на нем мелкие отростки!
– Уверены?
– Видел, как вас вижу!.. Это имеет значение?
– Любая мелочь имеет значение, – важно сказал Эрвин, и Ламбракис замолчал, снедаемый любопытством, но так и не осмелился поинтересоваться сутью вопросов вычислителя.
Почему два щупальца?.. Как только Ламбракис ушел, забрав с собой пустые тюбики, Эрвин откинулся на подушку, закрыл глаза и попытался найти ответ. Он знал, что ответ просто так не дастся, а вернее всего – ответов будет несколько, выбирай.
Выбрал неправильно – плати за ошибку. Никто, кроме тебя, в ней не виноват.
Но ведь можно и не выбирать! Можно улететь к чертовой матери с Хляби, никогда больше не увидеть Саргассова болота, встретиться со Стаббинсом, сломаться на первой же проверке и то ли долгие годы работать на дядю мелкой, лишенной всякого влияния сошкой, то ли быть вышвырнутым на дно жизни без денег, жилья и работы. Конечно, последнее все-таки лучше, чем в благополучном дикарстве дожить до старости на одном из Счастливых островов, и много лучше турпоходов по болоту…
И все же это не жизнь.
Мог ли язычник, в какой-то степени управляемый Кристи, догнать путников?
Да, если двигался безостановочно. Разумеется, ему надо время от времени отдыхать и питаться, он подстерегающий хищник, а не марафонец, – но разве знал он, беря в симбионты существо с развитым мозгом, на что способна женщина в исступлении? Бедный донный моллюск…
Но второй?..
Случайность?
Возможно. Строго говоря, оба язычника могут быть никак не связаны с бедной Кристи, мало ли язычников в болотных