Экономика получила важное развитие. Мы уже упоминали, что в эпоху Нара начали чеканить монеты. Но на том дело и кончилось, они стали не настоящей «валютой», а частью усвоенной «китайской науки». Одна из причин — недостаток собственных источников драгметаллов. Теперь монеты пришлось импортировать из Китая. Обращение китайских денег серьезно повлияло на экономику, оно вступало в конфликт с интересами аристократии. Но даже указы о запрете хождения монет не могли полностью изменить ситуацию: эпоха товарно-денежного обращения началась и для Японии.
Глава 23.
Падение дома Тайра
Настают последние времена.
Проклянут священные имена.
Отвернутся боги и будды от нас,
Обреченным не по плечу война.
Раз столица южная сожжена,
Рокухары гибель предрешена.
Святотатцев будет судьба страшна.
Нашей смерти возжаждала вся страна…
Ацумори
Прежде чем речь пойдет о войне Гэмпэй, нужно заметить вот что: конечно, в таких случаях наши симпатии часто бывают на стороне побежденных. Тем более что обошлись с ними действительно жестоко. Но разве дом Тайра не был жесток по отношению к Минамото? Конечно, был. Разве обе стороны не топтали крестьянские посевы, не жгли дома? Конечно, и топтали, и жгли. Воина обернулась жесточайшим бедствием для народа.
Так что оба клана были вполне достойны друг друга. Оба были ветвями огромной семьи. Многие сравнивают Гэмпэй с Войной Алой и Белой Розы в Англии, случившейся значительно позднее. Еще более наводят на сравнения геральдические цвета: красный для Тайра и белый — для Минамото.
А само слово «Гэмпэй» образовано от китайских названий кланов — «Гэндзи» и «Хэйкэ». Но в войне принимали участие и многие другие кланы, которым так или иначе пришлось выбрать, к кому присоединиться.
Начало войны
В романах, исторических и приключенческих, о таких событиях говорится: «Ничто не предвещало беды». Тех Минамото, которые могли бы отомстить, более не существовало. Во всяком случае, так считал диктатор Киёмори Тайра, сильно поубавивший властные амбиции монаха-императора Го-Сиракавы (во всяком случае, тому пришлось поделиться властью). Провозглашение малолетнего Антоку императором могло означать прекращение системы «инсэй».
Конечно, управлял страной Го-Сиракава, но без военной силы клана Тайра он мало что значил бы. О том, насколько вознесся этот клан, говорит один из героев повести о доме Тайра»: «Тот не человек, кто не из нашего рода!» Возможно, Киёмори подумывал уже и о том, как бы ликвидировать систему «инсэй» и вернуться к старому доброму правлению. Есть версия, что сам он — сын императора Сиракавы, отдавшего свою наложницу (уже беременную) Тадамори Тайра. (В таком случае в Европе говорят «незаконнорожденный сын», но в тогдашней Японии это выражение, наверное, не вполне поняли бы).
Так что положение дома Тайра укрепилось неимоверно, а Фудзивара оказались отодвинутыми от дел государственных.
Но призыв к войне прозвучал не из уст ссыльного аристократа Ёритомо Минамото. Старый полководец Ёримаса Минамото, оставленный при дворе (единственный из клана) в знак признания его прежних заслуг, казался неспособным на мятеж. Но оскорбления со стороны Тайра дали о себе знать, к тому же, он не забыл о событиях прежних дней.
Нашелся у него и союзник — принц Мотохито, которого обошли в избрании на престол. Этот человек готов был поддержать любой мятеж. Так что слова старого аристократа не могли не прийтись ему по душе.
И вновь Киёмори Тайра покинул Хэйан, а заговорщики только и ждали этого часа. Диктатор повез мальчика-императора (своего внука) в паломничество по самым почитаемым святилищам. В данном случае — в родовое святилище рода Тайра (кстати, это позволяло поднять против режима и буддийских монахов).
В этот момент принц Мотохито издал прокламацию, в которой говорилось: Киёмори Тайра и его сподвижники в действительности сами подняли мятеж, разграбили и оскорбили страну, попирая закон Будды. Поэтому Минамото, Фудзивара и прочие воины в провинциях должны поддержать Мотохито, который не забудет при вступлении на престол их заслуг. Остальные же окажутся сторонниками Киёмори и будут достойны смерти или изгнания.
Одним словом, текст манифеста, подписанного 5 мая 1180 г., сводился к лозунгу: «Кто не с нами, то против нас!»
Считается, что о заговоре было неосторожно упомянуто при шпионах Тайра. Так или иначе, но в резиденцию принца самураи Тайра заявились, правда, главного заговорщика не нашли: Мотохито успел бежать в монастырь Миидэра. Киёмори Тайра оказался настолько неподготовленным к развернувшимся событиям и столь неосведомленным, что поручил атаковать Миидэра Ёримасе Минамото. Тот, понятное дело, приказ выполнять не стал, а вместо этого сжег свой дом в Хэйане и присоединился к принцу с пятьюдесятью своими людьми. Нужно было продержаться до того момента, когда на северо-востоке вспыхнет восстание. Но сил в монастыре оказалось очень мало. А у Тайра, даже если отбросить невероятную цифру в 20 000 человек, их оказалось значительно больше.
Принц и Минамото могли надеяться на помощь других монастырей, но в Энрякудзи монахи оказались подкупленными Тайра, а Кофукудзи в Нара обещал поддержку.
И вот в этих условиях Ёримаса Минамото предложил решение, которое вполне могло изменить весь ход войны и стяжать ему славу великого полководца. Нужно не отсиживаться у монахов, а атаковать: нанести ночью удар по ставке Киёмори Тайра в Рокухаре, поджечь строения, посеять панику и, возможно, даже захватить в плен самого Киёмори.
Но смелую идею отвергли. На военном совете приняли иное решение — попытаться добраться до Нары с отрядом в 300 воинов и монахов. Но добраться до цели им было не суждено. На полпути усталый отряд остановился на берегу реки Удзигава, перейдя через мост и частично разобрав его на всякий случай.
Такой случай произошел: к отряду Минамото первыми подошли не монахи из Нары, а самураи Тайра, чей авангард, не разглядев ничего в утреннем тумане, рухнул с моста в реку.
После этого начался обстрел из луков, причем оборонявшиеся оказались хорошими стрелками. Затем наступил черед рукопашной схватки на мосту, которая продолжалась полдня, и лидеры Тайра стали подумывать, не перейти ли реку в обход. Но один из них, Тадацуна из рода Асикага, решил форсировать реку со своим отрядом. Сам он первым ступил на берег, и, согласно преданию, не забыл представиться перед поединком. Он прорубил себе путь до самых ворот небольшой обители, в которой укрывались обороняющиеся. А пока те были заняты отрядом Аснкаги, через реку переправлялась основная армия Тайра.
Судьба мятежников оказалась предрешена. Принц Мотохито погиб, попытавшись бежать, а старый полководец из Минамото, видя, как умирают последние из его сторонников, совершил классическое самоубийство. Пока его сыновья удерживали ворота, он начертал на боевом веере прощальное стихотворение (его приводит в книге о самураях С. Тернбулл):
Как дерево сухое,С которого не снять плодов,Печальна жизнь моя была,Которой суждено пройти бесплодно.
После этого он вспорол себе живот. Голову Ёримаса Минамото спрятал слуга, зато Тайра досталась голова Мотохито. С нею они и вернулись, неся жутковатый трофей впереди войска.
Сожженные монастыри
Призыв принца Мотохито еще даже не успел как следует разлететься по стране, но все уже завершилось. После этого Киёмори Тайра вознамерился отомстить боевым монахам за поддержку, оказанную мятежу. В декабре того же года самураи Томомори Тайра покарали монастырь в Миидэра — попросту подожгли его.
Совершив это, диктатор решил договориться с руководством монастырей в Наре об умиротворении боевых дружин монахов. Но посланника Киёмори Тайра избили и выбрили ему головы, после чего в таком виде отправили назад. Стало известно и другое: за неимением оригинала монахи в Нара сделали деревянную голову, назвали ее головой Киёмори и пинали по двору.
Но даже после этих оскорблений Киёмори еще проявлял некоторую нерешительность. Слишком уж влиятельными были монастыри Нары. В город был направлен отряд из 500 самураев клана Тайра с приказом не применять силы. Но монахи, очевидно, имели на этот счет иное мнение. Они захватили 60 человек, отрезали им головы (не заботясь более о буддийских добродетелях) и выставили у южных ворот.