Центурион спускается по ступенькам и проходит коридорами вместе со всеми. Он расталкивает тех, кто движется слишком медленно, и наконец с блаженным видом встает лицом к стене (та почернела от тысячекратного повторения того, чем сейчас занят он). Мы не понимаем. Потом два человека отходят в сторону, и нам становится ясно: это писсуар. Один из многих, рассеянных по всему цирку. Просто углубление в стене, идущее вертикально через несколько этажей. Это значит, что все писсуары являются частью единой системы. Слива нет, зато внутри выемки постоянно струится вода, смывая мочу и дурной запах. Рядом нечто вроде умывальника или фонтанчика — видно плохо из-за скопления людей в коридоре, — многие из него пьют, моют там руки или ополаскивают лицо.
Это туалеты для простонародья. Богачи, сенаторы и вип-персоны располагают отдельными секторами и, естественно, отдельными туалетами, недоступными для основной массы зрителей. Они устроены подобно тем, которые мы можем видеть на многих местах раскопок: длинное каменное возвышение с отверстиями, расположенными в ряд, на которые садятся сверху. Никто не уединяется, как в наши дни, но интимные части тела можно все же прикрыть одеждой. Все остальное (гримасы, запах, звуки) — всеобщее достояние…
Подобные привычки выглядят столь странными для западного общества (но весьма распространены в других культурах, особенно в Азии и на Дальнем Востоке). И все же сам факт повсеместной доступности воды в таком огромном сооружении, как Большой цирк, позволяет оценить совершенство этого античного шедевра инженерной мысли.
Мы выходим на улицу. Над головой пролетают несколько голубей, одно крыло у них выкрашено голубым. Выдумка болельщиков команды-победительницы? Нет, необычный способ максимально быстро распространить весть о победе. Много лет назад идея эта пришла в голову одному жителю города Вольтерра, некоему Цецине, который хотел успокоить своих земляков, волновавшихся из-за сделанных ими ставок. Благодаря его остроумной выдумке ожидание ответа сокращалось до нескольких часов. Мы видим, что этот способ все еще в ходу в эпоху Траяна. Нам неизвестно, куда направились голуби, но ясно одно: страсть к заключению пари на скачках империи явление повсеместное…
Получить деньги за необыкновенный выигрыш
А где же наш человек, который заключил пари? Он пошел получать выигранные деньги. Вот мы видим его с большим кошельком и знаем, что тот полон золотых монет. Еще один кошелек, почти такого же размера, — с сестерциями. В целях безопасности он вышел из здания, где с ним расплатились за выигрыш, через служебную дверь. Он фактически опустошил букмекерскую кассу. И теперь шагает незнакомцем среди несведущей толпы. Глаза опущены, он еще не отошел от потрясения… Интересно, что он сейчас собирается делать. Как будет тратить свои деньги? На другие пари? Или этот выигрыш заставит его образумиться? Мы этого никогда не узнаем. Но зато нам известно, как будет потрачена хотя бы одна из выигранных им монет.
Он рассеянно направляется через перекресток, но останавливается, чтобы пропустить желтые носилки с красными узорами. Пока он ждет, чья-то рука сжимает его локоть. Он резко оборачивается, готовый защищать свои деньги. Но в этом нет нужды. Рядом с ним нищий, небритый, с ввалившимися щеками. Его глаза светятся мягкостью и добротой, взгляд их глубоко проникает в душу. Наш человек пристально смотрит на него. Он не знает почему, но чувствует, что должен помочь. Возможно, это ощущение, что он в долгу у судьбы, или он видит в этом Божественное знамение. Надо отдать монетку за удачу, которой наградило его некое божество. Он запускает руку в кошелек на поясе и достает сестерций — большие деньги для нищего. Положив монету на протянутую ладонь, он загибает пальцы нищего в кулак, улыбается и исчезает в толпе.
Нищий разжимает кулак и удивленно смотрит: на красивом сестерции изображена великая победа Траяна в Месопотамии. Это наша монета, она снова сменила владельца. Нищий уходит прочь: он истратит монету, чтобы купить как можно больше съестного и позволить своему несчастному семейству прожить еще один день.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Большой цирк остается у него за спиной, среди домов и улочек, словно трансатлантический лайнер, пришвартованный у причала порта, оставшегося далеко позади. Демонстрация могущества, бьющееся сердце Рима, источник финансовых удач тысяч людей, от начальников конюшен до участников пари и лавочников, — отсюда еще долгое время будет разноситься по всему Риму рев толпы.
Судьба Большого цирка тесно связана с судьбой Вечного города. Последние состязания пройдут здесь спустя более четырехсот лет, в правление короля готов Тотилы, через столетие после падения империи. Потом место превратится в болото, а саму постройку начнут растаскивать по частям. Позднее, при Карле Великом, здесь выстроят мельницы, используя ту самую проточную воду, которая смачивала арену и охлаждала ступицы колес. В конце концов со здания цирка полностью сдерут мраморную облицовку и вывезут обелиски, которые папы перенесут на Пьяцца дель Пополо и Пьяцца Сан-Джованни, в самом центре Рима.
Сегодня Большой цирк снова стал местом многолюдных собраний. Но теперь он служит для иных зрелищ: это рок-концерты, съезды и слеты, массовые празднества (как, например, по случаю победы итальянской футбольной сборной в 2006 году). Эти новые страницы тихо ложатся поверх остальных, дополняя собой перечень невероятных событий, откуда на нас смотрят лица императоров, возниц и безвестных зрителей древнего Рима.
Остия
Настоящая Вавилонская башня
Кто в империи иммигрант: румын или римлянин?
На следующее утро нищий потратил сестерций в лавке, где продают хлеб, сыр и другие продукты. Мы больше его не увидим: он и его семья составляют ту массу безвестных людей, что живут, вернее, выживают на улицах Рима. Сестерций продолжает свой путь.
Несколько минут спустя к тому же булочнику входит раб, чтобы купить хлеба и другой еды на день. На сдачу он получает наш сестерций. Раскрыв мешочек, который дал ему хозяин на дневные расходы, он опускает туда монету. Мы снова в пути. Куда теперь мы попадем?
Молодой раб идет быстрым шагом. Он насвистывает, довольный, потому что поручение, которое дал хозяин, наконец-то позволит ему ненадолго покинуть Рим и отдохнуть от всех этих дел, которые ему ежедневно приходится выполнять для хозяина. Он направляется в Остию. С собою у него всего несколько монет, включая наш сестерций.
Монета покинула столицу, где задержалась надолго. Неудивительно, ведь Рим — самый крупный рынок планеты в эту эпоху, на котором ежедневно что-то покупает почти миллион человек. Ежедневно. Можете себе представить, какая громадная денежная масса обращается здесь за двадцать четыре часа? Сестерций рисковал застрять в Риме навсегда…
Сейчас, однако, он у бритоголового раба родом из Дакии. Сегодня бы мы его назвали румыном, но в эпоху Траяна эта часть Европы только-только вошла в римскую орбиту в результате одной из самых кровопролитных завоевательных войн Рима, продолжавшейся целых пять лет (со 101 по 106 год). Теперь Дакия — одна из провинций империи. Молодой мужчина провел на римской земле уже десять лет, он один из военнопленных. Многих отправили на арены амфитеатров сражаться с дикими зверями или друг с другом на гладиаторских боях, так что римские граждане воочию могли убедиться, какова закалка у этих гордых врагов Рима.
Завоевание Дакии принесло Риму много золота, набив до отказа казну империи. Но история забыла судьбы тысяч мужчин, женщин и детей, покинувших родную землю: в конце войны население Дакии сильно поредело, так что Риму пришлось заново заселять территорию колонами.
Откуда же были родом колоны будущей Румынии? Из Италии, из Южной Германии и из Галлии (Франция). Да уж, тот факт, что при Траяне дела обстояли ровно наоборот и эмигрировали в Румынию (Дакию) тогдашние итальянцы, немцы и французы, заставляет о многом задуматься…