Начальник стражи, услышав шум, вынырнул из темноты и бросился к ним.
— Госпожа Валерия?!
— Да, Приск, открой ворота. Сегодня служба по христианскому обычаю. Мы встречаемся в нашей церкви на восходе луны.
Он явно колебался.
— Вы стали христианкой, госпожа? Я не слышал.
— Как и наш император.
— Но я не вижу других верующих, кроме вас.
— Моя рабыня должна сначала приготовить все для моления.
Он покачал головой:
— Вам нужен пропуск, госпожа.
— И к кому же мне, интересно, обращаться за этим пропуском?! — Валерия надменно выпрямилась. — Мне, дочери сенатора из дома Валенса, жене вашего командира? К губернатору? А может, к самому герцогу?
— Но, госпожа, я не уверен…
— Или, может быть, стоит послать гонца к самому императору — попросить у него разрешения перейти через построенный по его личному приказу Вал и помолиться его богу? Или разбудить старшего трибуна Гальбу?
Приск колебался. Силы явно были неравны — Валерия всю свою жизнь отдавала приказы, а он всю свою жизнь подчинялся. К тому же злить супругу командира было глупо, а делать ее своим врагом и вовсе опасно. Он отдал приказ открыть ворота.
— Позвольте послать с вами охрану…
— Мы не можем ждать. К тому же в этом нет нужды. — Валерия ударила пятками лошадь, и та одним скачком вынесла ее за ворота. Кобыла, на которой ехала Савия, послушно потрусила следом. — И не вздумайте рассказывать кому-то, что мы отправились на молитву. Тем более что мы вернемся еще до рассвета.
Бросив это через плечо, она с грохотом пронеслась по мосту через тянувшийся вдоль Вала ров и рысью спустилась с холма. Савия с перекошенным от страха лицом подпрыгивала в седле. Ее лошадка вслед за кобылой Валерии тоже перешла на рысь.
Начальник стражи проводил их растерянным взглядом. Что-то явно было не так. Помявшись, он повернулся к своему молчаливому товарищу:
— Руфий, растолкай троих, езжай за ней и позаботься, чтобы с ними ничего не случилось.
— Но потребуется время, чтобы оседлать коней, декурион.
— Ничего страшного. Думаю, ты без труда догонишь их — учитывая, как трясется от страха эта жирная квашня, ее рабыня.
Добравшись до края огромного болота, Валерия натянула поводья и оглянулась на Вал. В первый раз за все это время она очутилась к северу от него. Его извилистый силуэт, похожий на гребень чудовищной ящерицы, с зияющими тут и там прорезями бойниц, тянулся с востока на запад, скрываясь где-то в необозримой дали. Узкие талии сторожевых башен опоясывали огненные цепочки горящих факелов, а сверху на них холодными бледными глазами смотрели звезды. В лунном свете белая штукатурка стен сверкала, как мокрый кварц. С того места, где они стояли, Адрианов вал казался неприступной твердыней — вырубленные и выжженные леса обнажали все подходы к нему, даже крестьянские хижины под прикрытием крепостного рва тоже имели надменный вид, словно давая понять, что под защитой Вала бояться им нечего. Как странно, должно быть, промелькнуло в голове у Валерии, явиться со своего холодного севера и, кутаясь в грязные тряпки, смотреть на это живое свидетельство могущества и власти империи!
— Однако что-то непохоже, чтобы тут кто-то жил, — угрюмо пробурчала Савия.
— Наверняка где-то поблизости остались еще племена. Будем надеяться, что в такое время все спят.
— Не нравится мне эта идея…
— Прекрати. Клодий — наш друг, и мы должны его спасти. Мне представился случай увидеть, каков Гальба Брассидиас на самом деле. Узнать истинное его лицо. Нужно предупредить младшего трибуна, пока не случилось несчастье.
— Его истинное лицо? — опешила Савия.
— Да. Его гордыня поистине не имеет пределов. И к тому же он очень неосторожен.
Они двинулись вперед. Не привыкшая к седлу Савия то и дело ерзала, стараясь устроиться поудобнее, при этом пару раз едва не свалилась на землю. Валерия, не оборачиваясь, слышала, как она бормочет себе под нос, сварливо предрекая, что ничем хорошим эта затея не кончится. Впрочем, Валерии тоже было страшно — ехать ночью куда-то на север, туда, где Вал уже не сможет защитить их и где они могут стать легкой добычей. По спине у нее пополз холодок. Каждый заросший овраг пугал ее до дрожи в коленках. Валерия пугливо озиралась по сторонам, готовая в любую минуту увидеть стаю голодных волков, разъяренного медведя или притаившихся в засаде варваров.
Но по мере того как они беспрепятственно ехали дальше, оставляя за собой милю за милей, вокруг все по-прежнему было спокойно. Валерия воспрянула духом и даже заметила, что вполне способна наслаждаться своей ночной авантюрой и чувством неизъяснимой свободы, охватившим ее. Надо же, тихонько радовалась она, получается, ей удалось-таки отыскать свой собственный путь! Еще никогда в жизни она не чувствовала себя до такой степени свободной. Словно ангел ночи, словно призрак, она бесшумно и быстро летела вперед по залитой лунным светом равнине. Никто не оглядывался на нее. Никто не качал головой ей вслед. Не облизывал внезапно пересохшие от зависти или жгучего желания губы. Не возмущался. «Как здорово! — радовалась она. — Вот бы так ехать и ехать до самого конца!»
Валерия поспешила излить переполнявшие ее чувства на рабыню. Но Савия, однако, отнюдь не разделяла восторгов своей питомицы.
— Какая такая еще свобода? — недовольно ворчала она. — Нужна мне эта свобода, когда от голода все кишки подвело! А что мы будем делать, когда наконец доберемся туда?
— Расскажем все бедному Клодию. Пусть мчится к герцогу, расскажет ему обо всем, и тогда все эти нелепые обвинения в убийстве будут с него сняты. Мы останемся там вместо него. Очень хочется увидеть лицо Гальбы Брассидиаса, когда он явится арестовать Клодия, а найдет нас с тобой! Вместо одной птички в сеть попадутся две, да только не те! Ух, мне просто не терпится высказать ему в лицо то, что я о нем думаю.
Савия с неудовольствием посмотрела на свою кипевшую негодованием воспитанницу.
— Я вас предупреждала, госпожа.
— Об этом — ни слова! — вспыхнула Валерия.
Какое-то время обе молчали. Потом рабыня не вытерпела:
— А что, если это все-таки Клодий убил Одо? А теперь ему просто не хочется платить за него?
— Савия! — Валерия возмущенно вспыхнула. — Да как у тебя язык поворачивается говорить такое?! И о ком — о нашем спутнике, человеке, который готов был пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти меня!
— Спасти? — хмыкнула Савия. — Интересно как, если сам он корчился на земле, словно раздавленный червяк?
— А ты не забыла, что к горлу ему приставили меч? И шрам, что остался у него на шее, лучше любых слов доказывает, что он и не думал сдаваться. А Марк сказал, что там, в ущелье друидов, Клодий сражался доблестно, как настоящий римлянин. Просто Гальба возненавидел его с первого дня, еще в Лондиниуме, и все время придирался к нему.