Поэтому, вместо того чтобы уйти, он помчался туда и, толчком ноги распахнув дверь, ворвался в жаркое помещение. Все рабы, кроме Марты, прыснули по углам, словно испуганные кролики. Марта не сдвинулась с места. Лицо ее раскраснелось от жара плиты, туника распахнулась, приоткрывая пышную грудь, руки были обнажены до плеч. Она смотрела на разъяренного Гальбу, и в глазах ее горели страх и торжество. Гальба, схватив Марту в охапку, опрокинул ее на кухонный стол, одним махом сбросив с него все, что там было. Зарычав, он рванул за ворот ее туники так, что она разорвалась до талии, отбросил в сторону ее фартук и обнажил ноги.
Ухмыляясь, Марта слегка раздвинула бедра.
— Наконец-то! Ведь именно этого ты хочешь, Гальба? И ты этого заслуживаешь. Тебе нужна не эта знатная кривляка, а женщина!
Он набросился на нее как зверь. Яростные крики, напоминавшие вой и рычание совокупляющихся животных, сотрясали дом командира легиона, эхом отдаваясь в самых дальних его уголках. А стоны и вопли Марты проникали и дальше, они летели по коридорам и бились о стены пустовавших комнат. Достигли они и спальни, где, содрогаясь от рыданий, лежала Валерия.
Глава 22
Наверное, я должен был быть потрясен этой историей… но нет. За мою долгую жизнь мне пришлось слишком часто слышать о том, на что способны люди в порыве страсти.
— Он поступил неблагоразумно, — мягко проговорил я, обращаясь к Марте.
— Он привык к тому, что все женщины словно воск в его руках, — пожала плечами Марта. — А вот с Валерией он явно переоценил свои силы. Или же она разбудила в нем такую страсть, что он решил рискнуть.
— Ты считала его безрассудным?
— Мужчинам следует знать свое место.
Ну конечно! Интересно, что рабы куда лучше любого из нас знают, где чье место. Случилась бы эта трагедия, если бы все, кто так или иначе был связан с этой историей, просто выполняли свой долг, принимая судьбу с той покорностью, на которой и зиждется наша империя?
— И однако… в доме своего собственного командира! Рискованно, однако!
— Видите ли, инспектор, он ведь до сих пор привык считать этот дом своим. Ревность, уязвленное самолюбие, зависть — все это не давало ему покоя. Мысль о том, что он больше не командует своим легионом, пожирала его заживо. К тому же он был уверен, что Валерия ни словом не обмолвится об этом мужу, он заранее знал, что смущение и стыд не дадут ей это сделать. И еще он знал, что после всего этого он может поставить крест и на ней, и на ее муже. Он сделал ставку — и проиграл. Он не смог удержать свой щит. Тот упал, и Гальба получил удар в самое сердце.
— И бросился к тебе.
— Он был словно дикий кабан во время гона. А я представляла собой подходящую замену.
— Ты была оскорблена?
— Я наслаждалась.
Я неловко поерзал, отведя глаза в сторону. Наверное, я так никогда и не смогу привыкнуть к бесстыдной откровенности рабов.
— Они еще виделись до того, как вернулся Марк?
— Конечно. Форт — не такое уж людное место.
— И как она вела себя?
— Она держалась довольно холодно, но скорее делала вид, что злится. Бешеная вспышка Гальбы, конечно, напугала ее, но вместе с тем польстила ее самолюбию, как мне кажется. Нет, она тут ни причем… и тем не менее втайне Валерия не могла отрицать, что заинтригована. Я знала, что она слышала наши крики, когда он овладел мной. Гальба был страстным мужчиной, ее супруг — нет. Он был настоящим жеребцом, а она — хрупкой бабочкой, обреченной угодить в лапы паука. Это сводило Гальбу с ума. И ее тоже. Мы смеялись над ними. У таких, как я, все намного проще.
Если она хотела, чтобы я позавидовал ей, что ж, ей это удалось. В какой-то степени.
— Больше ничего не произошло?
— Гальба ненавязчиво дал понять, что ему удалось разрешить загадку убийства того раба, Одо.
— Ему удалось обнаружить какие-то улики? Какие?
— Он не сказал. Тогда не сказал.
Теперь я смутно начал понимать.
— И потом вернулся Марк.
— Весь покрытый кровью, удовлетворенный и гордый собственной праведностью до такой степени, что был слеп и глух ко всему остальному. Гальба с Валерией, естественно, делали вид, что ничего не произошло, но Марк в любом случае ничего бы не заметил — он распускал хвост, точно павлин, так что смех было смотреть. А этот болван Клодий и того хуже — напялил на себя снятое с убитого кельта ожерелье, чтобы прикрыть шрам на шее, и задирал нос — вообразил себя новым Ахиллесом, не иначе! Война для обоих была игрой, они наслаждались этим. Еще до того как отправиться в этот поход, они видели огни костров во время весеннего праздника белтейна, решили, что это сигнальные огни какого-то племени, извещающие о начале войны, а потом пыжились от гордости, когда костры потухли, вообразили, что до смерти напугали варваров. Что ж удивительного, что благодаря им вспыхнул настоящий пожар?
— Клодий явился с визитом к Валерии?
— Да. Правда, некоторое время она — то ли из-за стеснительности, то ли от неловкости — держала его на расстоянии, но ведь они были почти ровесниками. И он чувствовал сжигавшее ее желание.
— Они тоже были любовниками? — напрямик спросил я. Похоже, вопрос этот не смутил Марту. Впрочем, ее вообще трудно было смутить.
— Не думаю. Мне кажется, прелюдия доставляла им куда большее удовольствие, чем финал. Им нравилось флиртовать, а не совокупляться. — Рабыня пожала плечами, это было ей непонятно.
— А что было потом?
— А потом начались настоящие неприятности. Марк, уничтожив дубовую рощу друидов, совершил святотатство. Это было как раз то, чего ждали вожди кельтов. Сначала патруль петрианцев угодил в засаду. В полнолуние пущенной неизвестно откуда стрелой был убит часовой. Стали поступать донесения о многочисленных разбойничьих шайках, которых видели по эту сторону Вала. Префект хотел попугать варваров, а вместо этого растревожил осиное гнездо. Герцог вызвал его в Эбуракум и потребовал объяснений. И вот тогда Гальба дал понять, что готов арестовать Клодия за убийство Одо.
— Гальба… что?!
Она с улыбкой кивнула, страшно довольная тем, что ей удалось меня удивить. «Право же, какие глупости иной раз делают люди!» — было написано у нее на лице. По вот была ли это глупость…
— Пока Марк был в Эбуракуме, бразды правления вновь оказались в руках у Гальбы. Он весьма успешно притворялся, что они с Клодием теперь лучшие друзья. Гальба не уставал превозносить храбрость, которую тот якобы проявил в битве. Он даже отдал Клодию приказ обследовать Адрианов вал к западу, а потом сделать вылазку на север, чтобы встретиться с одним из римских шпионов и узнать от него о настроении в кельтских племенах. Естественно, мальчишка был польщен. Но как только он уехал, старший трибун вызвал к себе центуриона Фалько, которому принадлежал Одо.