Глава 28.
Мое прошлое…
– Ты тупая шлюха, я не отсасывала ему. Ты растеряла все свои хреновы мозги! –
прокричала Бабс, пока бежала вниз по коридору мимо спальни Лайлы в «Клубе Лафайет».
– Ты сделала это. Он рассказал мне, – отозвалась Фрэнси. Они, должно быть,
остановились перед комнатой Лайлы, потому что их разговор был ясно слышен.
– Он рассказал тебе. Ну, тогда, давай, верь этому маленькому ублюдку. Нет не
единого шанса, чтоб я отсосала ему. У него есть какое–то жуткое, желтое дерьмо там
внизу.
Меня передернуло от мыслей.
– Фу, как отвратительно, – ответила Фрэнси. – Какой он?
– Я не стану оживлять это в памяти, – ответила Бабс, отходя от двери Лайлы.
Голос Фрэнси затихал, пока она произносила:
– Он толстый?
– Кажется, меня сейчас вырвет, – сказала Лайла в мою грудь, ее волосы щекотали
мою кожу, а ее мягкое тело прижималось к моему.
Я только что переспал с Лайлой в ее спальне в «Клубе Лафайет», где кто угодно
мог услышать нас. О чем, твою мать, я только думал?
Я потер ее спину, мои глаза закрылись, – жаль, что я не был умнее в своем
выборе, но после дня проведенного вместе, я ничего не мог с собой поделать. Я должен
был оказаться внутри нее. Она глоток свежего воздуха, короткая передышка в холодном,
мрачном мире, где я живу.
– Ты не должна так удивляться. Ты живешь здесь уже некоторое время. Ты
должна знать, какие разговоры ведутся в этом доме.
– Точно, – она уткнулась носом в меня, отчего мои безумные мысли
растворились в голове, и согрела меня с головы до ног.
Сегодня годовщина смерти моего отца. Кажется, только вчера он разговаривал со
мной в последний раз по телефону, я выслушивал озлобленность его голоса, когда он
говорил о моей боксерской карьере, о моих достижениях. Я все еще чувствовал удар под
дых от моего отца, когда он не верил в меня, не выслушал мою сторону истории, сказал
мне, что жалеет, что я его сын.
Лайла поймала меня в момент слабости и попросила позависать вместе. Я был
безумен в некоторых взаимодействиях с людьми, и она воспользовалась редкой
возможностью. Я – единственный, кто завел наш день так далеко.
Она заставила меня чувствовать, она разрушила мои стены, и я позволил ей это.
Мы провели весь день, гуляя по Новому Орлеану, разговаривали о городе в котором
выросли, разговаривали о Голди и Джетте, разговаривали обо всем, что приходило на ум.
Мы поужинали вместе, а в конце разделили пудинг на двоих. Я, блядь, поделился едой.
Господи, я позволил своей осторожности ослабнуть и не имел понятия, как восстановить
свои стены.
Вспышка ее восхитительной улыбки поставила меня на колени, заставляя
умолять о большем. Лайла была в «Клубе Лафайет» не просто так, она заменяла Голди
временно, но вместо того, чтобы относиться к ней, как к остальным «Девочкам Джетта». Я
влюбился в нее. Мне нравилась Голди, на самом деле я любил Голди, но Лайла была
другой. В Лайле была такая же наглость, как в Голди, причудливость, как в Голди, но она
еще была неиспорченной, открытой. Она показывала вам, что не фальшивка. Она была
обеспокоена, она получила меня, она заботилась обо мне. Она видела меня насквозь, мою
истинную личность. Она разрушила меня этими глазами и ослабила своими поцелуями.
А сейчас, она лежала рядом со мной, ее руки обнимали меня за талию, изредка
касаясь поцелуями моей груди и заполняя пустую бездну моей жизни.
Я пообещал себе, что не позволю дойти до этого. Не после первой встречи, не
после того дня в квартире Лайлы, но когда Джетту потребовался кто–то на замену, я
выбрал Лайлу. Я попросил ее о помощи, понимая к какого рода неразберихе это меня
приведет. Я попросил ее, потому что глубоко внутри нуждался в ней здесь, в ее помощи,
даже если я не стану принимать эту помощь.
– Как долго ты здесь живешь? – спросила Лайла, как бы невзначай, пробегаясь
пальцами по моему прессу.
– Слишком долго, – ответил я честно.
– Ты говоришь так, будто тебе не нравится здесь.
– Это не так, – ответил я. На самом деле, это место стало убежищем от моих
грехов. Я буду вечно благодарен «Клубу Лафайет».
– Никаких уточнений или чего–то еще? – поддразнила она.
– Наверное, нет.
Я отстранялся от нее. Я должен. Она заставляла меня хотеть то, чего я не
позволял себе иметь. Она заставила меня пересмотреть все, что я считал незыблемым,
после убийства Маршалла Дункана. Она пыталась предложить мне жизнь, я ее блядь не
хотел.
Я начал подниматься, когда она прижала меня вниз своими руками. Она села и
нависла надо мной. Я отвел глаза от ее колышущейся груди и попытался сосредоточиться
на потолке. Если я опущу глаза, я сдамся. Я знал, что так будет. Я отчаянно нуждался в
еще одной пробе.
– Куда собрался? – спросила она.
– Есть чем заняться, – ответил я, понимая, что прозвучал, как мудак.
– Ты не собирался остаться на ночь?
– Не могу, – ответил я, столкнул ее в сторону и сел на край кровати, опуская
голову между рук. Пульсация начала зарождаться под моими веками, давая понять, что
мучительная головная боль не за горами.
– Так ты собирался поиметь меня и свалить? – спросила она гневно.
– Абсолютно уверен, что это ты поимела меня, – сказал я, понимая, что в моем
заявлении двойной смысл.
– Да, ты не серьезно. Не после дня, который мы провели вместе. Не после той
связи, которую мы разделили.
– Какую связь? – лгал я. – Мы поделились десертом, а потом трахнулись.
Я был жесток. Я ненавидел то, что говорил такие грубые слова ей, но я
находился в режиме самообороны. Мое сердце истекало кровью, страстно желало
женщину позади меня, умоляло ее забрать себя в свои руки и спасти от саморазрушения.
От этого чувства мне было неуютно. Я ненавидел быть уязвимым, и я никогда не ощущал
себя настолько обнаженным в своей жизни.
– Пошел ты, – сказала она, выбираясь из кровати.
Мои трусы валялись где–то у подножия кровати, поэтому я подхватил их,
накинул на себя и повернулся, чтобы увидеть, как Лайла наступает на меня в наполовину
запахнутом халате и с яростью в глазах. Я приготовился к удару.