Она ткнула меня в грудь.
– Если ты хочешь вести себя, будто ничего не произошло между нами, ладно.
Верь в то, во что хочешь верить, но я почувствовала это, Кейс Я видела, как ты смотришь
на меня, жар в твоих глазах. Я знаю, что есть что–то, что ты хочешь рассказать мне, но
отказываешься. Почему? Что ты скрываешь?
– Не твое дело, – ответил я, проходя мимо нее, чтобы найти остальную одежду.
– Выбрал путь труса? Идеально тебе подходит, – издевалась она.
– Прости? – выстрелил я в ответ, схватив джинсы и натягивая их на себя.
– Ты слышал меня, – сказала она, уперев руки в бока – гневная поза.– Ты трус. И
правда, слишком тяжело мужчинам признаться в чувствах, чем скрывать их
– Нет никаких чувств, Лайла, – она права. Я не тот мужчина, которым она хотела
бы меня видеть.
– Тогда что, Кейс?
Глубоко вдохнув, я сказал:
– Я не такой, как ты считаешь. Я – монстр, демон, который разрушает жизни
остальных. Я не сентиментальный, и мне плевать на все. Я не хочу разговаривать о своей
жизни, и мне плевать на жизнь остальных. Я живу в этом мире только для одного и этим
занимаюсь в одиночку – живу с этим всепоглощающим, тягостным чувством вины до
своего последнего вздоха. Ты ничего не сможешь сказать мне, что изменит это, поэтому
прекрати пытаться. Как сказал мне мой отец, я не настоящий мужчина.
Лайла оцепенела, ее глаза искали мои, искали ответы, которые я не хотел давать.
Я схватил остатки своей одежды.
Я только натянул свои ботинки, когда она присела на корточки передо мной,
чтобы мы оказались на одном уровне глазами. Она балансировала своими коленями, пока
говорила.
– Почему ты хочешь нести вес всего этого мира на своих плечах в одиночку,
Кейс? Почему ты не хочешь поделиться ни с кем этим? Позволь мне помочь тебе.
– Мне не нужна твоя помощь, – я встал, едва не уронив ее. Проведя рукой по
лицу, я помог ей встать на ноги. – Лайла, это не обсуждается для меня, ладно? Я не ищу
партнера. Я не ищу никого с кем поделиться своим бременем. Я сделал это сам, и сам
заплачу за это, больше никто.
– Почему ты не хочешь рассказать мне? – спросила она, слезы навернулись на ее
глаза.
– Потому что… – я затих. – Сегодня годовщина смерти моего отца, – слова
выскочили из моего рта быстрее, чем я смог сдержать их.
Ее глаза расширились от растерянности.
– Мне жаль, Кейс. Уверена, что сегодня тяжелый день для тебя.
Я пожал плечами.
– Он был сложным ублюдком, чтобы сожалеть. Я никогда ничего не делал
правильно в его глазах. Так что лучше забыть.
– Очевидно, ты не можешь, поскольку ведешь себя, как настоящий козел в
чистом виде.
– Тебе лучше увидеть это сейчас.
– Расскажи мне о нем, – подстрекала Лайла. – Я хочу узнать о твоем отце.
– Этого не произойдет, – ответил я, не готовый вскрывать эту рану. Я еще боялся,
узнать, что Лайла подумает на самом деле, после того как услышит мнение моего отца о
моей жизни.
Честно говоря, я не хотел потерять эту искорку в ее глазах, когда я захожу в
комнату. Я не хотел видеть, как она однажды раствориться, когда она узнает, что я убийца,
лузер, кто–то, кто ничего не стоит. Зовите меня эгоистичным мудаком, но эта маленькая
искорка, которую она дарила мне каждый день, помогла ослабить давление в моих легких,
которое затрудняло дыхание.
– Ладно, – сказала она, отходя. – Тогда, ладно. Забирай свою вину и убирайся
нахрен из моей комнаты, но просто чтобы ты знал, я – лучшее, что когда–либо произойдет
с тобой, Кейс. Притяжение между нами, которое ты пытаешься игнорировать, оно
настоящее. Между нами что–то есть, глубокая связь, которую ты продолжаешь
отталкивать, и однажды ты проснешься, в одиночестве и пожалеешь, что не впустил меня
в свой маленький мирок. Думаешь, что то, что ты сделал в прошлом твое самое большое
сожаление? Неправильный ответ, ублюдок. Выйти за эту дверь, выйти из моей жизни,
станет самым большим сожалением твоей жизни. Повеселись с этим.
Я вылетел из ее комнаты, больше злой на себя, чем на кого–либо еще. Джетт и
Голди приближались. Голди была на руках Джетта, и они направлялись в ее комнату. Не
удивительно. Голубки были практически голые – Голди в халате, а Джетт только в трусах.
– Убирайтесь с моего пути, – заявил я мрачно, не желая связываться с их
довольными лицами. У них у обоих было это раздражающее «мы влюблены» сексуальное
сияние, на которое было слишком противно смотреть.
Джетт по какой–то причине быстро поддался, вероятно потому, что хотел
затащить Голди обратно в кровать, озабоченный придурок, но она – другая история. Она
всегда совала свой нос в мои дела, особенно когда я был в худшем настроении, и сегодня
не стало исключением.
– Стой, – сказала она, вырываясь из хватки Джетта. – Что происходит?
Голди вывернулась в руках Джетта так, что теперь он вынужден был держать ее
под живот, а не за спину. Она воспользовалась моментом и подперла свой подбородок
рукой Джетта и вскинула ногой за себя.
– Проблемы в раю? – поддразнила она, понимая очень ясно, что Лайла –
достойный мне соперник.
– Оставь это, – сказал я резко, не поддаваясь ей ни на дюйм.
– Ой, да ладно, Кейс. Будь другом поделись.
Я посмотрел на Джетта.
– Позаботься, чтобы твоя женщина держалась от меня подальше.
Появилось легкое подергивание на челюсти Джетта, но я знал – он поймет. Он
хорошо меня читал, а я посылал «не шутите блядь со мной» флюиды, кое–что, что Голди
казалось не понимала.
– Эй! – заорала она, очевидно обидевшись, пока я уходил. – Обо мне не надо
заботиться. Я могу справиться сама! Вернись! Ты не посмеешь!
На расстоянии, я слышал, как Джетт уговаривал ее:
– Полегче, киллер.
Вибрируя раздражением, я зашел себе в комнату и захлопнул дверь в поисках
что ударить. Желание разбить каждый неодушевленный предмет у меня на виду – было
подавляющим.
Я, бля, ненавидел свою жизнь. Боли было слишком много, вина слишком
тяжелая, а несчастье, которое я переживал день изо дня, пересиливало. Чему–то нужно
поддаться, и я боялся выяснить, что тогда произойдет.