— Давай, ныряй к нам в забой, — продолжал ржать военлет. — Сейчас дадим стране угля!
— Да срал я на это уголь! — набычился Алексей. С его лица сошла улыбка, появились морщины. — Меня! Героя труда! Руководить сраной шахтой в Караганде?!
— Тихо ты, тихо! — Василий схватил друга за руку, сунул ему рюмку с водкой. — Тут все уши греют. Потом сам знаешь куда докладывают!
— Да мне насрать! Что они со мной сделают?! Я Стаханов!
— И не таких в бараний рог скручивали, — неожиданно трезво заметил Василий.
— Ладно, хер с ним, — шахтер махнул рукой. — Давайте выпьем.
Мы переглянулись с Яковом. Нет, не такой праздник мы себе представляли! А я еще хотел позвать с собой Кирпоноса и Масюка. Вот бы был скандал! Я оглянулся. Все посетители ресторана продолжали пялиться на нас. Ну хорошо, что в тетрадочки доносы не строчат. Стаханов уже наговорил на переезд из Караганды в Мордовию, Василий только готовится. Вон как водку глотает — будто воду. Хотя сыну Сталина все сходит с рук. Даже если донесут — Берия не даст делу ход.
— Ребята! — Василий никак не успокаивался. — Давайте за наш столик! Что-то вы сидите… скупо… — он засмеялся собственной шутке, чуть запоздало к нему присоединился Стаханов. — У нас веселее! Еще погудим — и к девчатам поедем!
Вот чует моё сердце, сейчас или мордобой будет, или летающие тарелки появятся. Я наклонился к Якову, говорю:
— Давай уйдем, наверное. Посидели — и хватит.
— Ага, погоди, Вася утихомирится немного, пойдем, — кивнул он.
— Ладно, в туалет схожу только.
Да, если не фарфор с хрусталем, то близко к этому. В таком туалете жить можно! Мыло даже возле каждого крана, чтобы руки мыть. Вода горячая! А в каких-то трех с половиной сотнях кэмэ свечной огарок за счастье. Но если вы думаете, что я в омерзении плюнул на всё и с гордостью вышел, то ни хрена вы не угадали. Да любой и каждый из нашего отряда сказал бы, узнав, где мне столоваться пришлось: «Давай, Петр Николаевич, и за нас кусочек съешь!»
Стою, значит, руки мою, думаю о своем. И никого не трогаю. Тут рядом со мной мужик пристроился, в гражданке. Костюм такой, как бы сказать… шикарный. Двубортный, цвета сурового, темно-синего, в мелкую белую полоску, почти незаметную. Такой ткани, наверное, в промтоварах не купить. И видно, что не на барахолке с рук приобретен, шит на вот этого именно мужчину, и сидит на нем… красота, короче. Из кармана нагрудного платочек выглядывает, в тон костюму. Галстук такой, что и руками страшно трогать, наверное. Что примечательно — носит он всё не как что-то особое, а просто как удобную одежду. Умеет.
— Будьте добры, мыло передайте, — говорит он.
Я взгляд скосил немного, и правда, возле его рукомойника кусочек не лежит. Упал, может. Или прихватил кто на память, не знаю. Ну, я и подал, не жалко. Он руки намылил, отдает мыло, а я говорю:
— Да у себя положите, какая разница, где хватать не будет.
Он улыбнулся, так и сделал по моему совету. Хорошее у него лицо. Умное. Но не как у профессора какого или академика, что на тебя как на вошь смотрит, потому что ты умных слов не знаешь, а как у соседского парня, который в школе хорошо учится, но с тобой после уроков в футбол гоняет.
Уже на выходе он вдруг протягивает мне руку и говорит:
— Давайте познакомимся. А то получается, что я вас, Петр Николаевич, знаю, а вы меня — нет. Меня Павел Михайлович зовут.
Я руку пожал, мужик вроде с виду правильный, в душу не лезет. Захотел познакомиться, мне не жалко. Может, он домой придет и расскажет, как с Героем Советского Союза беседовал.
— Очень приятно, — говорю я ему.
— Мне, Петр Николаевич, намного приятнее, поверьте. Что же, не буду вам мешать, надеюсь, до новых встреч, — ответил он и ушел.
Если честно, я через минуту и думать о нем забыл. Всё потому, что Алеша Стаханов всё же запустил аттракцион «летающая посуда». Обидно, конечно, кусок мяса, очень вкусный, кстати, мне доесть не довелось — у меня на глазах он тоже отправился в полет.
Я быстро подошел к столу, схватил за руку Якова, говорю:
— Пойдем, а то и нас за компанию загребут. А мне по милициям отсиживаться некогда, у меня служба.
Он возражать не стал. Пошли мы к выходу. Увидел по дороге нашего официанта, дал ему десятку. Тот извиняться начал, предложил в другом зале нас посадить, чтобы мы поужинали спокойно. Но никто из нас продолжения банкета не захотел, вышли мы на улицу, да и разошлись каждый в свою сторону. Даст бог, не последний раз свиделись.
* * *
Долго моя прогулка не продлилась. Только дошел до Кремля, как рядом тормознула серая эмка, за рулем которой был… ага, тот самый туалетный друг. Павел Михайлович. Он приветливо улыбнулся, кивнул на пассажирское место.
— Присаживайтесь, Петр Николаевич, подвезу вас.
— Что же… и знаете куда? — полюбопытствовал я.
— Я многое про вас знаю, — многообещающе улыбнулся Павел Михайлович. — А еще больше узнаю.
Звучит… неоднозначно как-то. Но что поделаешь? Я сел в машину, она медленно тронулась.
— Давайте я вам официально представлюсь. Так будет проще.
— Слушаю.
— Я начальник первого Управления НКВД. Старший майор Фитин Павел Михайлович.
Мы проехали мимо постового, который, взглянув на номера машины, отдал честь.
— Мне ничего не говорит вся эту нумерация.
— Внешняя разведка, — Фитин косо на меня взглянул. — Так понятнее?
— Не очень.
— Эх, какой вы темный человек. Наш отдел готовит и руководит легальными и нелегальными разведчиками, которые работают за рубежом.
— Теперь ясно. А я тут при чем? Я сапер.
— Это же вы предложили товарищу Сталину идею с рассылкой почтовых бомб?
— Товарищ Фитин, а можно взглянуть на ваши документы? — я напрягся.
— Да, разумеется.
Майор припарковался на улице Горького. Достал из внутреннего кармана красное удостоверение. Я сверил фотографию, прочитал должность. Да,