контролем…
— Навреняка есть нелегальные разведчики, которые могут помочь — осторожно произнес я.
— Я, конечно, не специалист в таких вопросах, — теперь задумался Сталин, — но я знаю, у кого спросить. — Иосиф Виссарионович поднял со стола пачку «Герцеговины», открыл ее и бросил назад — она была пустой. Тенью прошелестел какой-то лейтенант, заменил папиросы. — Посидите немного, я скоро вернусь, и мы продолжим.
Сталин тяжело встал с кресла и вышел. Интересно, немного в его понимании — это сколько? Минут через пять давешний лейтенант, который менял папиросы, принес свежий заварник с чаем. Молча поставил на стол и пошел назад.
— Извините, — тормознул я его уже у двери, — откуда позвонить можно?
— За мной следуйте, — ответил он и пошел дальше.
Пришлось догонять. Хотя дача эта вроде не такая уж и большая. Привел он меня в небольшую комнату, наверняка служебную какую-то, показал на телефон, стоящий на обычном канцелярском столе. Я по памяти набрал домашний, послушал гудки. Теперь в госпиталь. Долго не подходил никто, потом ответили наконец-то.
— Здравствуйте, Веру Андреевну Соловьеву пригласите, пожалуйста, это муж ее, — выпалил я в трубку.
— Ее нет, — сухо ответил какой-то мужчина.
— И… когда будет? — только и смог я выдавить из себя.
— Не могу сказать, — ответил собеседник. — Не предоставляем такие сведения, — и я услышал короткие гудки.
Вот же жучила! Не может он! Ну ничего, я доберусь до вас, вы узнаете, кому что можно рассказывать! Я посмотрел на продолжающую противно пикать трубку и положил ее назад.
Вернулся в прежнюю комнату в сопровождении того же лейтенанта и в расстроенных чувствах сел пить чай. Настоящий, кстати. Ну да, еще Сталину осталось начать морковку хлебать. Вроде съел какое-то печенье, не помню даже. Нет, и еще кто-то говорит, что я везучий! Сколько добирался, и нате вам — уехала в командировку. Ладно, надо найти Кирпоноса, забрать награды мои, надену мундир со всеми регалиями и пойду искать жену. Вот только отсюда выберусь.
Я налил в пустой стакан еще заварочки. Запах… аж в дрожь бросает. Соскучился за хорошим напитком. И тут в комнату тихонечко вошла та девчонка. Ну да, Светлана. Интересно, какая у нее фамилия? Сталина? Джугашвили? Может, и вовсе по матери, Аллилуева? Села на край кресла, в котором перед этим сидел ее отец, и спросила:
— Расскажите, как там было? С Яшей? Мне никто ничего не говорит, будто я маленькая еще. Знаете, как я переживала, когда сообщили, что… в плен попал. Все беспокоились, не только я, и Вася, и папа. Хоть Яша и ругался с ним.
— Тяжело там, — ответил я. — Но твой брат очень хорошо держался. Достойно.
Ну что мне ей рассказывать? Как стоишь и надеешься, что не тебя повесят? Или что люди траву всю с голодухи в лагере пожрали? Хорошо, что девочке, наверное, надо было самой выговориться, вот она и нашла свежие уши. Успела рассказать, что ездила несколько раз в гости к жене Якова, Юле, и у Яши такая красивая дочь, которую зовут Галя, и еще кучу вещей. Если честно, я слушал вполуха, потому что с одной стороны, ждал, что там Сталин решит, а с другой — досадовал, что так с Верой случилось. И знаете — про жену почему-то больше думал.
В коридоре послышались шаги. Вернулся Сталин, и Светлана упорхнула куда-то. Я встал, конечно, не у тещи на блинах.
— Ну что, товарищ Соловьев, нашел я вам специалиста по взрывающимся посылкам. Сейчас вас к нему отвезут, познакомитесь, определите фронт работ. Мне нужен работающий образец, прежде чем я приму решение.
— Есть, товарищ Сталин! — я понял, что визит окончен, мне здесь делать нечего. Жаль, не догадался у хозяина чайку попросить. Вот это бы номер вышел!
— И вот вам от меня подарок, — Иосиф Виссарионович протянул руку и в ней оказался картонный футляр. Он поднес его к столу и вытащил оттуда книгу в красном переплете. Кожа, не коленкор. И тиснение золотом на переплете: «И. Сталин „Вопросы ленинизма“». — Держите, это вам.
Я подошел поближе и открыл обложку. На форзаце свеженькая надпись чернилами чуть наискосок: «Тов. Соловьеву на добрую память. С благодарностью» и знаменитая подпись, а под ней сегодняшнее число. Да уж, такой подгон… Дорогого стоит.
* * *
«Паккард», привезший нас сюда, никуда не делся, ждал. Только вместо майора в сопровождение сел охранник в гражданском, хотя военная косточка из него выпирала даже из-под драпового пальто. Ехали молча. Водила знал, куда везти, а с охранником мне не о чем лясы точить. Поехали обратно в Москву, но куда-то в такие дебри, что я только направление на юго-запад понял.
Ворота, как и множество других, но машина остановилась перед ними. За кирпичным забором — вроде склад какой-то, мне с заднего сиденья плохо видно. Мелькнуло, а я не присматривался. Во дворе — три охранника в форме артиллеристов, но с ППД. Конечно, это на фронте редкий зверь, а для охраны хрен знает чего в Москве — самое оно.
Провожатый вылез из машины, кивнул мне. Я присоединился к нему и начался поход по каким-то коридорам с переходами. Точно, контора фабричная старая. Ткнулись в дверь без таблички на третьем этаже. За ней — приемная, только стол секретарский пустой, так что провожатый сам постучался, сунул нос в щелочку и спросил:
— Разрешите?
За дверью кто-то буркнул: — «Входите», и меня пропустили вперед.
За столом, листая толстую папку сидел высокий сотрудник НКВД с зачесанными назад волосами, на кителе — два «Знамени» и «Звезда». Чуть ниже — значок почетного сотрудника госбезопасности. Красивый дядька, мужественный такой, разве что крупный нос слегка портил его лицо.
— Товарищ полковник? Петр Николаевич Соловьев? — мужчина привстал, пожал мне руку — Присаживайтесь. Значит, насчет вас звонили. Я старший майор, Павел Судоплатов. Можно просто Павел, без отчества.
Вот это номер! Первый раз в жизни старшего майора вижу. И мне с ним работать? Охренеть и не встать! Практически комдив по армейским меркам.
— Давай на ты? — я кивнул я на папку — Мое личное дело?
— Можно и на «ты».
Судоплатов захлопнул папку, заулыбался: — Да, прислали