– Сейчас они встретят Федора, – глухо прокомментировал Адольфус Пукос, правая рука Крысауласа.
Плечистый белокурый здоровяк отвечал за безопасность фабрики, и ночной побег был прямым ударом по его самолюбию.
В конце коридора появился охранник в камуфляже, что-то крикнул, сорвал с плеча автомат и открыл огонь. Изображения беглецов расплылись.
– С камерой все в порядке, – продолжил Пукос. – Просто они уворачивались от пуль с такой скоростью, что…
– Адольфус, дорогой, мы все понимаем, – прервал комментатора Езас.
Плечистый засопел. Беглецы достигли охранника.
– Старик проломил Федору голову, – не выдержал Адольфус. – Судя по всему – кулаком.
Охранник безжизненно осел на пол.
– В общем, картина ясна, – резюмировал Крысаулас.
– Сейчас будет самое интересное, – пробормотал Пукос. – Камера зафиксировала, как беглецы создают огненные шары.
– Адольфус, я хочу еще раз посмотреть, как эти типы вырвались на свободу, – приказал Езас.
Плечистый послушно щелкнул кнопкой пульта и перемотал пленку назад. На экране появилась просторная, больничного вида комната без окон. Белые стены, белый потолок, белый пол и металлические кровати, привинченные к полу. В углу – белая ширма, за которой скрывались унитаз и раковина. В комнате трое. Двое лежат на кроватях, один суетливо ходит, беспрестанно потирая руки.
«Хомяк, – припомнил Крысаулас. – Хронический алкоголик».
Суетливый начал тормошить товарищей, что-то кричать, указывая пальцем на дверь. Старик соглашается, Витек испуганно мотает головой…
– Адольфус, почему нет звука? – мягко осведомился Езас. – Хотели сэкономить?
Начальник службы безопасности проворчал что-то невнятное.
Тем временем между подопытными возникла ссора. Пару минут они что-то орали друг другу, затем Хомяк подскочил к стене и со всего размаху ударил по ней кулаком. На белой поверхности появилась глубокая вмятина. Ссора переросла в оживленный спор. Старик заулыбался и решительно двинулся к массивной металлической двери, следом уныло плелся наркоман Витек.
– Дверь они вынесли, как пушинку, – буркнул Адольфус. – Дальше вы видели. Молодого мы пристрелили еще на фабрике, двум удалось вырваться.
– Достаточно. – Крысаулас жестом велел выключить телевизор, помолчал, поигрывая массивными золотыми часами, надел их на руку и откинулся на спинку кресла. – Итак, они сбежали…
– Мы сразу же объявили тревогу и начали обшаривать район, – внушительно произнес Пукос. – Утром ликвидировали старика. Там, правда, промашка вышла – свидетели, стрелять пришлось прямо во дворе.
– Ты уверен, что он мертв?
– Абсолютно. Но тело забрать не удалось.
– А что с третьим беглецом?
Крысаулас жестко посмотрел на плечистого, тот сник.
– Третий ушел. Мы уверены, что подстрелили его, но ему удалось скрыться в канализации.
– М-да… напортачили. Или, правильнее будет сказать, нахимичили. – Теперь жесткий взгляд голубоватых глаз уперся в маленького очкарика. – Что скажете, Геннадий Прокопьевич?
Монастырев опустил голову:
– Я могу объяснить все. Кроме этих огненных шаров… и молний…
– Занятно, занятно. Кажется, мы уже отправили драгдилерам опытную партию «стима»?
– Совершенно верно, но…
– Это просто чудо. Это просто чудо, дорогой Геннадий Прокопьевич, что вы не успели ликвидировать подопытных. Теперь, по крайней мере, мы точно знаем, что проект нуждается в доработке. – В голосе Крысауласа сквозили язвительные нотки. – Вы удовлетворены?
– Я просто поражен, – признал Монастырев. – Вы видели, как эти трое двигались? Вы видели, что они могут?
– Это результат воздействия «стима»? – кисло осведомился Езас.
– Разумеется!
– Нам нужен был наркотик, – с тихой угрозой произнес Крысаулас. – Наркотик, Геннадий Прокопьевич, не более. А что сделали вы?
– Я давно говорил, Езас, что этот очкарик нас подставит, – добавил Пукос. – Клепали бы отработанную «химию» и горя не знали!
По спине Монастырева пробежал неприятный холодок: хотя Геннадий Прокопьевич был уже далеко не тем забитым завсектором, что несколько лет назад, белобрысого начальника охраны он боялся до дрожи в коленках.
– Ты тоже прокололся, Адольфус, – поставил помощника на место Езас Раймондович, но его глаза по-прежнему сверлили ученого. – Так что мы будем делать, уважаемый Геннадий Прокопьевич?
* * *Муниципальный жилой домМосква, Волгоградский проспект,1 августа, среда, 12.57
– Нет, Алла, сегодня никак не могу, – тоскливо протянула Рада. – Не получается! Да, разумеется, мы договаривались, но ты же видишь, что происходит! Нет, сейчас сказать не могу, потом. Конечно, обещаю!
Рада отключила телефон и горько вздохнула.
Ну что за жизнь? Нет, конечно, она ни о чем не жалела: быть колдуньей Зеленого Дома очень даже почетно и выгодно, и многие подруги, не имеющие магических способностей, да та же Алла, например, остро завидовали ей. Но иногда почетные обязанности требовали слишком многого! Ну почему она, Рада, молодая и подающая надежды фея, должна уныло шляться по московским улицам, выискивая возможный – всего лишь возможный! – всплеск активности беглых гиперборейцев, а в это самое время эта курица Алла будет нежиться в уютном салоне красоты? Ответ был очевиден: потому что ты, Рада, – фея Зеленого Дома и не можешь ослушаться приказа королевы, а твоя Алла всего лишь жена заштатного обер-воеводы, и вся ее жизнь будет посвящена рождению новых воинов для Великого Дома Людь.
Девушка поймала на себе оценивающий мужской взгляд и небрежно улыбнулась прохожему.
«Нравлюсь? Ну, посмотри, посмотри, только не пытайся знакомиться, мне некогда!»
Она прекрасно умела вкладывать это предупреждение в улыбку. Научилась, потому что слишком много мужчин были бы не против пофлиртовать с симпатичной зеленоглазой блондинкой. Невысокой, чуть более полненькой, чем необходимо, но по-спортивному живой и подтянутой. Кругленькие формы привлекали гораздо больше, чем разрекламированные кости знаменитых манекенщиц.
Рада поправила висящую на плече сумочку, сделала еще несколько шагов по тротуару и резко остановилась, зачарованно глядя перед собой: на серый асфальт величаво планировал пышный ярко-оранжевый цветок, диаметром не менее метра.
Ломка. Жозефу не надо было описывать ее признаки, он мог бы защитить диссертацию на эту тему. Поделиться опытом. В красках описать, как стонут кости, как кожа становится чужой и колючей, причиняя боль самим фактом своего существования, как бешено стучит сердце, гоняя по жилам вонючую кровь. Поганую, лишенную наркотика, а потому – ненужную кровь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});