кролик уже давно умер, он больше не оживет, его похоронили в палисаднике на заднем дворе, среди листового салата и баклажанов.
Ирис молча сносила мое постоянно растущее опоздание, мое невнимание и вечные исчезновения, но по-прежнему приглашала меня к себе печь маффины или смотреть сериалы про вампиров, гулять в огороде, предложила прийти ко мне на защиту диплома и позвала на свою – оба раза я отказалась, – приехала ко мне домой на своей подержанной машине, чтобы я увидела, что она научилась водить, строчила мне сообщения до поздней ночи, звонила мне домой, я не отвечала, в итоге мать просто отключила телефон – казалось, будто он занят; на самом деле это я была занята – тем, что рыла траншеи вокруг себя.
Все это время я баловалась пустыми разговорами, не рассказывала ей ни о своих страхах, ни о том, за что мне было стыдно, ни о трудностях, не обсуждала с ней перебранки с матерью, сложности с учебой, то, что после отношений с Андреа я ощущала себя бесчувственной, неспособной ничего испытать, не делилась с ней тем, что слабо верю в себя, поэтому отращиваю себе толстую кожу и упорно стараюсь унизить и обидеть окружающих, как будто они – рыбка в фонтане, я – рука, которая сжимает их гладкое тельце, а сам фонтан – олицетворение нашей жизни.
Она всегда хранила в памяти иной образ меня – неповторимой, бесстрашной, приветливой и улыбчивой, меня – страдалицы, а не той, что готова разодрать других на куски; той, что во весь голос распевает песни в машине и читает в прохладной тени, меня мимолетной, недолговечной – она прожила всего одно лето, – призрачный образ той, чье лицо скрыто под водой во время состязания «кто дольше задержит дыхание».
Узнав об Элене и Андреа, Ирис сразу встала на мою сторону, со всем пылом и воинственным выражением лица принялась защищать меня, стала посредником между мной и моим бывшим, передала ему мое последнее «прощай» и известие о том, что я вычеркнула его из жизни: с тобой покончено, ты – точка после моего последнего слова, ты – завершающий аккорд.
«Когда-нибудь все в округе узнают, что они с Эленой за люди», – так она часто говорила мне, пытаясь утешить, уверить меня, что и для них найдется и плаха, и палач, что на их головы обрушится меч, вобрав в себя всю силу земного притяжения, сломит их бледные шеи, как у курицы и петуха, – и у меня возник вопрос: куда деваются отрубленные головы? Может, стоит их собирать, коллекционировать? На полках больше не красуются книги, теперь там появилось место для отсеченных вражеских голов, я буду смахивать с них пыль, любоваться ими, поглаживать их – одновременно с насмешкой и сочувствием, – ведь это благодаря мне они слетели с чужих плеч. Жители Ангвиллары поймут, кто они, их репутация станет отвратительной, как будто ее погрузили в кипящее масло, слишком долго жарили и теперь она превратилась в нечто несъедобное.
Ирис никогда не верила, что это я подожгла машины в Резиденца Клаудия, для нее подобное могло стать концом света, поэтому эта гипотеза относилась к миру несбыточных вещей. Она не видела меня в мокрых до колена джинсах, не видела, как я погружаюсь во грех, пытаясь кого-то утопить.
Когда по поселку пробежали слухи, когда в полицию заявили о нападении, Ирис придерживалась версии, которая оправдывала меня: о том, что две местные девчонки поссорились и подрались, надавали друг другу пинков и пощечин, и все из-за парня, ничего особенного, обычные любовные переживания. Именно этот пересказ событий той ночи, новый, придуманный на ходу, и привлек всеобщее внимание, в результате все поверили, будто случившееся стало финалом банального фарса, стычки между молодыми ребятами, ссоры вроде тех, над которыми через пару-тройку лет только посмеются, ведь по прошествии времени даже самая тяжкая обида ничего не весит.
Ирис не подвергала сомнению мою невиновность, ведь иначе и быть не могло, а еще потому, что Элена лгала не впервые, из нас двоих именно она не заслуживала доверия.
Местные тоже вынесли приговор, оправдали, пошептавшись, поверили слухам, которые пустил Кристиано, они распространились, передавались из уст в уста на рынке и в букмекерской конторе, среди тех, кто сидел за столиками кафе на площади, кто прогуливался под ручку по Солдатской аллее: две девчонки только недавно были подругами, а теперь подрались, блондинка увела парня у рыжей, та разозлилась, подруга тоже, пошли в ход кулаки, блондинке лучше не верить, а рыжая все правильно сделала, я бы тоже этой сучке врезал.
Ирис кивнула и согласилась, так все и было, в ее воображении как будто поднялся занавес и обнажил сцену, разыгравшуюся в лунном свете: кричали, щипались, моя соперница упала навзничь и, лежа на земле, не пыталась загладить свою вину, а продолжала оскорблять меня, хотела смешать меня с грязью, злоба в ответ на злобу, проклятие за проклятием, наказание за наказанием.
Ирис призналась, что следит в соцсети за Эленой Корси и отлично знает, с кем она видится, где бывает, так что, если вдруг всплывет фотография с Андреа, мы сразу будем в курсе и сможем снова на нее напасть, примем ответные меры, пустим о ней самые страшные слухи, которые ранят сильнее ножа.
Я ответила: хорошо, следи, я не веду соцсети, меня напрягает смотреть за жизнью других, мне это напоминает о веб-камере – объективе, похожем на глаз, – в комнате у Карлотты, который следит, комментирует, делится нашим неприкрытым существованием, домашними трусами, отсутствием постельного белья, папками на рабочем столе, на которых написано «Любовь».
Ирис упорно настаивала, что на моей совести нет никаких преступлений, я всего лишь доверяла подруге, я – хорошая, наивная, я – мученица, и мне за это воздастся, обиды возвращаются, сделав круг, возвращаются, возвращаются, возвращаются к тому, кто их нанес.
Я смотрю на список и понимаю, что еще немного – и эти десять вещей уже не будут чем-то, что мы сделаем вместе, и мы снова станем теми, кем были раньше; теперь это десять вещей, которых мы никогда не сделаем, десять упущенных возможностей, десять причин для сожаления. Я вижу себя посреди буковой рощи, у меня коренастые мохнатые лапы, длинные уши, пятачок, как у свиньи, я рою им землю, копытца испачканы грязью и лесными растениями, брюхо набито желудями, насекомыми, личинками, яйцами, ягодами и грибами, я тяну носом, а затем слышу выстрел: кто-то пришел, чтобы убить меня.
* * *
На озере наступает лето, оно приносит с собой апельсиновый фруктовый лед, жирные от чипсов пальцы, пляжные зонтики под мышкой, ровные