Дальше в песне подчас остроумно, по большей же части непристойно описывалось недоумение дьявола, почему это люди изображают его на фресках церквей как чудовище, хотя на самом деле лицо у него краше, чем у многих из людей. Черти предлагают ему устроить состязание в красоте и сравнить себя с грешниками, которые вот-вот должны прибыть в ад.
Только что сожгли живьемТрех волшебников, волхвов —УгодилиПрямо в ад:Первый с темно-синей рожей,А второй с чернявой кожей,Третий — знатный граф Пейрак.Пусть никто не удивится:Видя страшные их лица.Черти в ужасе бежали,Крыльями так замахали,Что поднялся вихрь и гром!
Видя жутких образин,Преисподняя сочла,Что средь них красив одинИх хозяин — сатана!
Анжелика взглянула на подпись: «Клод Ле Пти, Грязный Поэт».
Сжав губы, она скомкала листок.
«Этого я тоже убью», — подумала она.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Колокола собора Парижской Богоматери
Глава 19
«Жена да последует за своим мужем». — Покаяние у собора Парижской Богоматери. — «Он горит! Горит!»
«ЖЕНА да последует за своим мужем», — сказала себе Анжелика, когда взошла заря и небо над колокольнями города окрасилось в нежные чистые цвета.
А значит, она пойдет. Она последует за ним до конца. Только придется быть осторожной, чтобы не выдать себя: ведь ее могут арестовать. А что, если он заметит ее, узнает в толпе?
Со спящим Флоримоном на руках она спустилась и постучала в дверь комнатки вдовы Кордо, которая уже разжигала огонь в печи.
— Матушка Кордо, можно я оставлю его у вас на пару часов?
Старуха, словно печальная ведьма, взглянула на нее:
— Положите его на мою кровать, я за ним присмотрю. И верно, это будет справедливо, бедный мой ягненочек! Палач занимается отцом, палачиха займется сыном. Идите, девочка моя, и помолитесь Богоматери Утешительнице скорбящих послать вам силы все вынести.
С порога она окликнула Анжелику:
— А на рынок не заходите, пообедаете со мной, как вернетесь.
Анжелика с трудом заставила себя ответить, что не надо на нее готовить, ей не хочется есть. Старуха покачала косматой головой и ушла, что-то бормоча себе под нос.
Как во сне, Анжелика вышла из ворот Тампля и пошла на Гревскую площадь.
Туман над Сеной только начал рассеиваться, и сквозь него проступали очертания величественной городской ратуши, выходящей на широкую площадь. Было еще очень холодно, но чистое небо обещало солнечный день.
На другом конце площади возвышался крест на каменном цоколе, а на установленной рядом виселице качалось тело повешенного.
Уже стал собираться народ, и пришедшие толпились вокруг виселицы.
— Это мавр, — слышались голоса.
— Да нет, это другой. Его вздернули еще ночью. Вот привезут на телеге колдуна, то-то он на него полюбуется.
— Но у него лицо совсем черное.
— А потому что его повесили, вообще-то у него рожа синяя. Ты же слышал песню?
Кто-то напел:
Первый с темно-синей рожей,А второй-то с черной кожей,Третий — знатный граф Пейрак.…Их хозяин Сатана!..
Анжелика зажала рот рукой, чтобы не закричать. В безобразном трупе с черным, распухшим лицом и вывалившимся языком она узнала саксонца Фрица Хауэра. Уличный мальчишка поглядел на нее и расхохотался:
— А эта баба уже в обморок падает! Что же с ней станется, когда будут поджаривать колдуна?
— Говорят, женщины на него летели, как мухи на мед.
— А то! Он же был богаче короля!
— А все свое золото он делал с помощью дьявола!
Анжелику била дрожь, и она поплотнее запахнула плащ.
Толстый колбасник, стоявший на пороге своей лавки, добродушно обратился к ней:
— Вы бы лучше ушли отсюда, дочка. Сейчас здесь начнется такое, на что совсем негоже смотреть женщине, которая вот-вот родит.
Анжелика упрямо покачала головой.
Взглянув на ее бледное лицо и огромные обезумевшие глаза, торговец пожал плечами. Он много лет жил здесь, на площади, и уже насмотрелся на бедняг, бродивших вокруг виселиц и эшафотов.
— Казнь точно состоится здесь? — спросила Анжелика безжизненным голосом.
— Смотря на какую казнь вы пришли поглядеть. Знаю, что сегодня утром в Шатле должны повесить какого-то писаку. А если вы о колдуне — так это здесь, на Гревской площади. Смотрите, костер — вон там.
Костер был сложен довольно далеко от того места, где она стояла, почти на берегу реки. Это была огромная куча вязанок хвороста, из вершины которой словно вырос столб с приставленной к нему лесенкой.
Недалеко от костра находился эшафот, где обычно рубили головы. Но сегодня там расставили скамейки, и на некоторых уже рассаживались первые зрители из числа тех, кто выкупил место.
Время от времени налетал ледяной ветер, швырявший в раскрасневшиеся на холоде лица пригоршни снежной пыли. Маленькая старушка укрылась от метели под навесом лавки колбасника.
— Морозно сегодня, — вздохнула она. — Мне бы сейчас стоять на рынке, продавать себе спокойно рыбу возле горячей жаровни. Да я обещала сестре принести косточку колдуна. Говорят, от ревматизма помогает.
— Да, говорят, средство сильное.
— Так и есть. Цирюльник с улицы Мыловарни обещал, что растолчет мне ее с маковым маслом — лучшего средства от боли и не сыскать.
— Вот только достать ее будет непросто. Мэтр Обен, палач, потребовал, чтобы охрану удвоили.
— Конечно, этот стервятник, чертов разбойник, хочет все кусочки себе к рукам прибрать! Ну да палач там или не палач, а каждый получит свою долю, — и старуха хищно улыбнулась, обнажив гнилые зубы.
— Пожалуй, у собора Парижской Богоматери скорее выйдет заполучить хоть лоскуток его рубашки.
Между лопаток Анжелики сбежала струйка холодного пота. Она совсем забыла про начало страшного представления, про публичное покаяние!
Она кинулась было к улице Ножовщиков, но поток людей, хлынувший на площадь, закрыл проход и отбросил ее назад. Нет, ей ни за что не успеть к собору!
Толстый колбасник оторвался от дверного косяка и подошел к ней.
— Послушайте, вам нужно к Нотр-Дам? — тихо и с сочувствием в голосе спросил он.
— Да, — пролепетала она, — я совсем забыла... я…
— Я скажу, что делать. Перейдите площадь и спуститесь к винной пристани. Там попросите лодочника довезти вас до Сен-Ландри, а уж оттуда вы до Нотр-Дам доберетесь минут за пять.