— Мир не предлагаю. Предлагаю перемирие, — добавил я, и сразу настроение испортилось: вспомнилась алкоголичка, которую я пытался закодировать. Если она бросила пить, то сегодня ей ничего не угрожает, а завтра-послезавтра ее накроет белка, может и сердце остановиться, ведь у нее давно метаболизм на спирте.
— Как там Чума? — спросил я.
— Потихоньку, — ответил Барик. — Тетка у него нашлась, лечит его.
— Хорошо, — кивнул я. — В школу он когда?
— Хрен знает. Нескоро. У него ребро сломано.
К нам направился Карась, топающий из столовой. Подошел и воскликнул:
— А че вы тут это?
— Пшел отсюда! — шикнул на него Плям и скользнул к нему, сжав кулаки.
Карась отбежал на безопасное расстояние и разинул рот, уподобившись рыбе.
— Надеюсь, мы друг друга поняли, — закончил я и зашагал к выходу.
Еще в прошлом году я боялся гопоту до икоты, мне они казались главным вселенским злом, нынешний я понимал, что куда опаснее благовидные гнилушки типа Райко. Гопники предсказуемы, с ними можно договориться, они уважают силу. Гнилушки будут в глаза улыбаться и ждать момент, когда повернешься спиной, чтобы ударить исподтишка.
Карась меня дождался и повторил, видимо, тот же вопрос, но другими словами:
— Так что вы там, а?
— Да мы тут, типа, это, — воспроизвел я набор слов, сам не понимая, что они значат.
Зато Карась понял, кивнул:
— А-а-а!
Как я предполагал, вчерашние обиды Карась забыл. Вообще странный типок, дурковатый. То дружит с нами, то быкует, думая, что так и надо. И память правда, как у рыбки.
— Сань, как думаешь, Кабанов виноват? — спросил его я уже на улице.
— У меня есть собственное мнение! — воспроизвел он фразу, которую я старался впечатать в его микромозг. — Я не знаю. Вот.
— Здорово, что оно есть. Вдвойне здорово, если бы ты понимал, в чем оно заключается. А втройне — если бы к нему прилагалось чувство собственного достоинства.
И ведь как его ни запрограммируй — не поможет, уж слишком он тупой, его интеллект на границе нормальности и олигофрении. Вот и сейчас зенками моргает, не понимает, чего я от него добиваюсь.
Перед тем, как свернуть к своим, я прогнал Карася.
— Ну и? — притопывая, спросил меня Рамиль.
— Попытался Барику вставить мозги на место, — отчитался я. — Получилось или нет, скоро узнаем.
— Не получилось, — проворчала Гаечка. — Потому что нет у него мозгов.
— Ну межушный ганглий-то есть, — пошутил я мемом из будущего, но никто не понял, пришлось объяснять: — У насекомых не мозги, а ганглии, такие… нервные тяжи вдоль тела. Вот и у тупых в голове — ганглий, веревочка, на которой уши держатся. Одно ухо отрежь — второе отвалится.
Димоны сложились от хохота, Рамиль улыбнулся.
— Давайте, народ, расходиться, дел — во! — Я чиркнул пальцем по горлу. — В семь встречаемся на базе. Оттуда — к Алисе. Надеюсь, хоть сегодня кто-то есть у нее дома.
Домой я заходить не стал — некогда. Надо было привезти продукты сиротам, вернуться к платану, где запланирован пункт сбора фундука, потом вместе с Канальей поехать к бабушке, подбить бюджет, прозвонить клиентов, чтобы завтра кататься по точкам. Вечером — набрать деда, узнать, как у него дела и сколько денег у нас под подушкой.
Все успеть будет сложно, но я постараюсь. Теперь на первый план выступил прием фундука, и в сердце поселилась тревога, я ведь не созвонился с Канальей! Не скорректировал действия. Придется рассчитывать на его обязательность.
Мой Карп ночевал на базе, я отправился туда вместе с Ильей, у которого ключ, вытащил мопед на волю.
— Дай прокатиться!
Не спрашивая разрешения, Илья оседлал мопед и, вздымая тучи пыли, под восторженные возгласы малышни, идущей из школы домой, проехал вдоль виноградников. Вернувшись, уступил мне коня, и я покатил к выезду со двора, но заметил идущих навстречу Памфилова и Кабанова. Увидев меня, оба остановились, показывая, что идут именно ко мне.
Памфилов присвистнул и ломанулся к мопеду с возгласом:
— Он существует!
— Кто? — не понял я.
Памфилов обошел Карпа, говоря:
— Да треплются, что Мартынов на мопеде рассекает. А мы не верили. Выходит, ты крутой перец.
— Это ведь Райко настучал про драку? — прямо спросил я Кабанчика, тот потупился, покраснел и уронил:
— Нет.
— Не держи за лоха. Когда ты вызвался сделать заявление, я за ним наблюдал и видел, что его чуть удар не хватил.
— Закрыли тему, — сказал Кабанов и вскинул голову, посмотрел на Памфилова.
— Что вам от меня надо? — спросил я.
— Да мы просто сказать, что ты нормальный пацан, вот, — пожал плечами Денчик. — А Петюня — гнида.
— За что на тебя наехала гопота? — спросил я Кабанова.
— Ты не поможешь, — ответил он и закусил губу. — Никто не поможет.
— Ты проигрался в карты, и тебя поставили на счетчик? — предположил я.
Он мотнул головой.
— Не я. Отец. И не проигрался, а взял денег у братвы под процент. Его грохнули и обчистили, и теперь деньги требуют от нас. Мать распродает мебель, хрусталь, ковры, видик с теликом. Но эти хотят прям сейчас, типа счетчик крутится, то-се. Мать заперлась и бухает, эти наседают. — Он потер поясницу. — Меня помяли, чтобы я ей передал.
— Какая сумма? — спросил я.
Кабанов пожал плечами.
— Эти говорят, три тысячи долларов, и каждую неделю по сотке прибавляется. Они хотят наш дом!
— Что три тысячи — вилами по воде, или есть расписка? — спросил я. — Нужны имена причастных.
— Только ментов