— Макдаф, в июне прошлого года, а точнее четырнадцатого числа, в Уайкхем Райз приезжал американец по имени Роджер Уард. Он снял номер в гостинице «Лебедь».
— Ну и что?
— А пятнадцатого июня вы положили тысячу фунтов стерлингов в Йоркширский банк и трастовую компанию на Верхней улице.
Макдаф нахмурился.
— Откуда это вам известно? — спросил он негромко.
— Разрешите представиться, — произнес второй мужчина. — Я инспектор Себастьян Куэд из Скотланд-Ярда. Управляющий банка показал мне запись об этом вкладе.
Макдаф начал нервничать.
— Это американец передал вам деньги? — спросил Адам.
— Не ваше собачье дело.
— Но это дело правительства Ее Величества, — возразил инспектор Куэд. — Роджеру Уарду принадлежит плантация в Виргинии, Мы считаем, что Уарда направила в Англию группа заговорщиков из числа рабовладельцев Виргинии, чтобы подкупить вас. Они просили изменить ваши показания, с тем чтобы осудить миссис Кавана и таким образом дискредитировать ее и аболиционистов. Благодаря сыскной работе лорда Понтефракта…
Макдаф, одетый в толстую тужурку из козьей кожи, выхватил пистолет из правого кармана.
— Убирайтесь с моей земли, — рявкнул он.
— Эта земля уже не ваша, — заявил Адам, вытаскивая из кармана документ и держа его перед глазами пораженного Макдафа. — Я сегодня купил эту землю у мистера Гилпатрика. Так вот, Стрингер, у вас есть выбор. Или вы сотрудничаете с нами и говорите правду властям. В этом случае вас осудят за ложные показания, и вам придется несколько лет отсидеть в тюрьме. По истечении этого срока вы возвратитесь сюда же, я сдам вам эту ферму в пожизненную аренду за меньшую плату, чем вы вносите сейчас. Если не согласитесь, вы все равно окажетесь в тюрьме, но впоследствии я уже не допущу вас на эту ферму. Подумайте об этом. — Он опять положил документ к себе в карман. — Даем две минуты на размышление.
Пистолет в руке Макдафа задрожал. Почти минуту он держал его нацеленным в сердце Адама. Потом опустил его.
— Согласен сотрудничать с вами — произнес он наконец.
Письмо Королевы Виктории премьер-министру.
Букингемский дворец, 25 ноября 1857 года.
Королеве доставило величайшее удовольствие пожаловать королевское помилование миссис Кавана, которая сегодня была освобождена из тюрьмы. И снова вызывающий самое большое восхищение лорд Понтефракт доказал свой ум, мужество и находчивость, и Королева прониклась чувством глубокого уважения к нему. Но все-таки ее радостное настроение не совсем безоблачно, ибо она знает, что этот молодой человек с такой массой достоинств не располагает одним качеством, которое превратило бы его в подлинного героя-христианина. А именно — верностью своей жене.
Сегодня после обеда Королева приняла лорда Понтефракта во дворце, где во время частной церемонии он был повышен до ранга Маркиза среди пэров Англии, был также присвоен титул, носимый по обычаю, графа Кастльфорда его наследнику. После чего Королева кратко побеседовала с ним о его личном интересе к миссис Кавана. Королева, как она считает, весьма красноречиво говорила ему о радостях семейной жизни и об огромной важности семьи и дома. Королева очень остро сознает, что не каждый дом в ее королевстве счастлив и нравственно устойчив — и действительно, память о ее собственных жестоких дядьях слишком свежа все еще в ее душе — но она пыталась убедить молодого лорда Понтефракта, что собственное подлинное счастье он сможет обрести лишь в объятиях своей жены и только у нее. Тот факт, что леди Понтефракт отклонила приглашение принять участие в церемонии на основании плохого самочувствия, создает у Королевы впечатление, что эта женщина глубоко возмущена поддержкой своим мужем миссис Кавана, и она указала на это обстоятельство лорду Понтефракту в самых деликатных выражениях, которые она только могла найти. Лорд Понтефракт поклялся, что изо всех сил постарается стать образцовым мужем, и Королева надеется и молится о том, что в этом намерении он проявил искренность. Королева напомнила ему, что пример, который он показывает другим англичанам, может оказаться чрезвычайно важным в установлении высокого морального тонуса для страны и Империи, и хотя лорд Понтефракт заявил, со всей подобающей скромностью, что Королева, возможно, преувеличивает его влияние, он повторил, что постарается не обмануть ее ожиданий. Ах, как Королева надеется, что ему это удастся! Королева столь гордится, что является повелительницей этого смелого человека, что ей весьма хотелось бы, чтобы лорд Понтефракт стал идеальным мужем и наслаждался бы прелестями домашней жизни, как это делает собственное безупречное сокровище Королевы, принц Альберт.
В. Р. (Виктория Регина)
— Доброе утро, мистер Ридли! — поздоровалась Сидония, леди Рокферн, когда дворецкий открыл парадную дверь Понтефракт Хауза.
— Дома ли мой племянник?
— Дома, миледи. Он в своем кабинете.
— Пожалуйста, попросите его принять меня в гостиной.
— Да, миледи.
Она подала слуге свою меховую накидку и шляпку и проследовала в гостиную. На ней было платье черного цвета, в седых волосах белые кружевные ленты, волосы тщательно завиты. Сидония никак не могла привыкнуть к чудесам, что сотворила Сибил в городском доме. К этому дому у Сидонии была особая любовь, потому что она росла в нем. Армия рабочих, нанятая Сибил, установила не только все современные удобства — ванные комнаты, газовое освещение, самое современное кухонное оборудование, но она с большой любовью восстановила всю лепнину, резьбу по дереву, багеты и другие детали. Гостиную украшал великолепный плафон, Сибил велела покрасить его в бледно-сиреневый цвет, а все завитки и орнамент — в белый. Над классической мраморной полочкой над камином висел огромный портрет Ромни — бабушки Адама, которая колдовски смотрела на пейзаж последних десятилетий восемнадцатого столетия (портрета прабабушки Адама, дочери брамина, как и следовало предполагать, на стене не было). Прекрасный диван, на который присела Сидония, обтянули бледно-желтым полосатым шелком.
— Тетя Сидония! — воскликнул Адам, входя в зал и подходя к ней для поцелуя. — Как приятно видеть вас. Вы просто пышете здоровьем.
— Как ты знаешь, у меня была отчаянная простуда, — отозвалась она. — Поэтому-то я и не могла принять тебя, когда ты на прошлой неделе заезжал ко мне. К счастью, простуда наконец прошла.
— А как поживает леди Холлсдейл?
— Очень хорошо, если не считать приступов ревматизма. Так, мой племянничек, я так гордилась тобой и твоими поразительными свершениями в Индии. Ты отомстил, наконец, за убийство дорогого папы. Но вчера я получила письмо от Сибил, и оно породило во мне смертельное беспокойство. Все не ладится в твоей семейной жизни, Адам, и боюсь, что большая часть неурядиц на твоей совести.