— Дом был в ужасном состоянии, — сказала Сибил. — Я наняла рабочих. Они тут провозились почти год, боюсь, что пришлось потратить массу денег.
— Я помню, в каком он был запустении. И рад, что ты занялась этим, что особенно важно теперь, когда у нас Генри.
— Надеюсь, тебе понравится, — продолжала Сибил с улыбкой. Но мысленно она обращалась к Господу. Светлые волосы! Эдгар…
Дверь отворил мистер Ридли, лысеющий дворецкий, которого наняла Сибил.
— Это мистер Ридли, — представила она его, входя в помещение. — Я наняла слуг…
— Добро пожаловать домой, милорд, — приветствовал его дворецкий.
— Спасибо, мистер Ридли.
Слуга помог им снять шубы. Затем Сибил повела его на второй этаж, в детскую.
— Миссис Лиидс, это мой муж лорд Понтефракт, — представила она мужа няне. — Миссис Лиидс, наша няня. А вот и сын.
Адам подошел к детской кроватке, которая была обтянута голубой тканью. Он посмотрел на толстенького ребенка, который спал.
— Можно? — спросил он, показывая на ребенка.
— Конечно.
Адам осторожно взял ребенка из кроватки и поднес его к своему плечу.
— Уаа! Уаа!
— Я разбудил его, — улыбнулся Адам. — Прости, Генри. Привет, юный друг. Я — твой папа. Ты рад видеть меня?
— Уаа! Уваа!
Поцеловав ребенка, Адам опять положил его в кроватку.
— Замечательный ребенок, — сказал он, вновь подходя к Сибил. — И он — вылитая копия тебя.
— Сейчас об этом говорить еще рано, — дипломатично отозвалась Сибил, молясь, чтобы Генри Алгернон Мармадьюк де Вер, будущий маркиз Понтефракт, не вырос похожим на Эдгара Масгрейва.
Когда они возвратились в зал, Сибил положила свою руку на руку мужа.
— Адам, у меня для тебя неприятные новости, — произнесла она, — которые я не стала бы передавать тебе, если бы… Ну, времени остается мало. Это о твоем друге, Лизе Десмонд.
Глаза Адама расширились, когда он узнал приговор.
Записка, направленная специальным курьером из Букингемского дворца по адресу 10, Даунинг-стрит.
Лорду Пальмерстону от Ее Величества Королевы
20 ноября 1857 года
Сегодня вечером произошло чрезвычайное событие. Когда Королева ужинала вместе со своей семьей, ей доложили, что во дворец прибыл лорд Понтефракт и умоляет об аудиенции, заявляя, что это вопрос жизни и смерти. При сложившихся обстоятельствах ему вряд ли можно было отказать, и Королева решила принять его в Арочном зале, куда вскоре и провели лорда Понтефракта. Он был в состоянии чрезвычайного возбуждения и после коротких любезностей стал умолять Королеву отложить казнь миссис Кавана. Он просил Королеву дать ему возможность доказать ее невиновность, утверждая, что он уверен, что что-то произошло не так во время судебного процесса, что он знает душу этой женщины и что готов поклясться, что она не способна на такое ужасное преступление, как убийство. Ах, Королева никогда еще не видела такого пыла! Его горячность просто сразила ее! Лорд Понтефракт, имея неотразимую внешность, растрогал Королеву почти до слез, убеждая в невиновности миссис Кавана. Конечно, надо предоставить шанс, о котором просит этот мужественный человек, которому Англия так многим обязана, потому что если есть даже тень сомнения относительно вины миссис Кавана, то честь английского закона требует устранения такого сомнения до того, как будет приведена в исполнение высшая мера наказания. Поэтому Королева указала министру внутренних дел перенести срок казни миссис Кавана на 5 декабря, что дает лорду Понтефракту две недели на то, чтобы попытаться спасти ее. Ах, если бы лорд Пальмерстон мог бы видеть и слышать мольбы этого молодого человека, уверена, что в его сердце пробудились бы те же чувства, что и в сердце Королевы. Возможно, это тот редкий случай, когда Закон ошибся и миссис Кавана является все-таки невиновной!
В. Р. (Виктория Регина)
— Лиза, к вам пришел посетитель, — объявила матрона в черном платье. — Он назвал себя Адамом Торном.
Лиза, которая сидела на дощатой кровати в камере женского отделения тюрьмы в Пентовилле, прошептала:
— Адам!
— Одет как настоящий франт. Пошли. У вас всего двадцать минут.
Лиза поднялась. Кирпичные стены камеры размером семь футов в ширину и тринадцать футов в длину были побелены известкой. Одно окно, которое состояло из четырнадцати мелких стеклышек, давало слабое освещение. Туалет заменяла железная параша в углу. Лиза, одетая в простое темно-серое платье, подошла к стальной двери и последовала за матроной в коридор. Адам! Когда управляющий тюрьмой, которого отыскали в районе северного Лондона Ислингтон, сообщил ей утром, что королева Виктория отложила день ее казни, у нее появился первый проблеск надежды с момента гибельного судебного процесса в Олд Бейли. И вот Адам! Ей захотелось закричать от радости.
Когда ее привели в комнату для свиданий, Адам с трудом узнал ее. Она показалась ему такой хрупкой! Она подошла к решетке, которая разделяла комнату, и взялась за железные прутья. В ее глазах стояли слезы.
— Лиза, — прошептал он, кладя спои руки тоже на решетку напротив ее рук. — Дорогая моя Лиза! Твой верный рыцарь вернулся, чтобы спасти тебя.
Она вспомнила торфяники, развалины аббатства Ньюфилд, как они лежали с Адамом на цветущей траве. Каким далеким, давно прошедшим казалось ей теперь это.
— Ах, Адам, я думала, что никогда больше не увижу тебя…
— Не плачь, радость моя. Все устроится. Я уже побывал у Минны с Амандой. У них тоже все хорошо. Ну, времени у нас немного, поэтому слушай меня внимательно. Вчера вечером я видел королеву. Она пожаловала тебе отсрочку казни…
— Значит, это сделал ты?
— Да. У меня всего две недели, чтобы разобраться во всем. Сегодня утром я был у твоего адвоката, сэра Эдмунда Картера, и прочитал протоколы свидетельских показаний. Сэр Эдмунд сообщил мне, что именно показания Стрингера Макдафа перетянули чашу весов в глазах присяжных заседателей, что твой адвокат не смог заставить его изменить своих показаний во время перекрестного допроса, и, конечно, он не мог использовать тебя в качестве свидетеля. Что ты думаешь о показаниях Макдафа?
Она вытерла глаза.
— Он солгал. Ворвавшись в комнату, отец стал бить меня кнутом, кричал на меня… Он отбросил меня через всю комнату, и я пришла в ужас, что он погубит нашего ребенка. Вот тогда-то я и бросила в него керосиновую лампу, но Макдаф не сказал этого, когда давал свидетельские показания.
— Он сказал, что твой отец вошел в комнату, ты бросила в него лампу, от чего он и загорелся.