скрючившись, делаю наброски. Я сжимаю губы и глажу пальцем мягкую потемневшую кожу под его глазом.
— А тебе нужно побольше спать, — парирую я. Мне нравятся такие свойственные парам моменты, когда двое выражают заботу друг о друге, полагаются друг на друга.
Он чуть спускает руку и нажимает на самые зажатые мышцы. Хотелось бы сказать, какой эротичный звук я издала на это, но мой стон не то боли, не то удовольствия похож скорее на чьи-то потуги переставить шину.
Он смеется.
— Если освободишься пораньше, я дам сделать мне массаж. А потом тебе сделаю, — предлагаю я.
Он смотрит на меня, слегка ухмыляясь.
— Заманчиво, — произносит он, затем смотрит на рой людей вокруг. — Но мне уже пора возвращаться.
Я грустно, но понимающе вздыхаю. Сегодня я вернусь в Бруклин и займусь подготовкой к презентации. А с Ридом увижусь завтра или, возможно, в выходные, после презентации. Не важно, как все пройдет, я хочу отпраздновать вместе с ним. Все же именно его игры помогли мне в этом проекте.
Он наклоняется и целует меня.
— Скоро, — говорит он, хотя сейчас кажется, что это «скоро» еще далеко.
— Хорошо, — говорю я, вставая и поправляя платье. Кладу руки на талию и смотрю на него. — Но сначала куплю себе рожок мороженого.
Поездка сюда, бесспорно, стоила того, чтобы увидеть лицо Рида, когда я заказала нечто с названием «Соленый пупсик» — карамельно-ванильное мороженое, политое шоколадом. Есть его невозможно, особенно в жару. Пока мы идем к его офису, я то и дело протягиваю рожок Риду, хотя знаю, что он откажется.
— Многое упускаешь, — дразнюсь я, но он улыбчиво отказывается, и я снова смачно лижу мороженое.
Мы уже почти пришли, и я практически уверена, что запачкала уголок рта шоколадом, но какой смысл его сейчас стирать? Доем рожок до конца, к тому же пусть Рид и не любит сладкое, ему, видимо, нравится наблюдать, как я его ем, а мне хочется как можно выше поднять ему настроение до работы.
— Ты же поел острых такос. Поверить не могу, что ты откажешься… — Я замолкаю, уловив, как Рид выпрямился, чуть отдалившись от меня. Перевожу на него взгляд: он смотрит прямо, с лица испарилась вся нежность. Вот он, Рид из «Антологии драмы». Как и месяцы назад.
Я смотрю по направлению его взгляда.
На добрые пять секунд — пять секунд, в которые меня будто закопали заживо, — все трое из нас встретились и замерли в этом треугольнике взглядов.
Эйвери Костер выглядит точно так же, как в моей памяти: красивая, собранная, но без холодности и отстраненности. Одета просто, но очень дорого: легкий кремовый свитер, укороченные сизые джинсы, бледно-розовые сабо, которые, несмотря на то, где она прямо сейчас стоит, выглядят так, будто ни разу не коснулись улиц Нью-Йорка. Либо она сюда телепортировалась, либо заключила сделку с дьяволом, продав ему свою смертную душу.
Рид немного кашляет, и все мы делаем шаг вперед, будто разом согласились, что на встрече взглядами не остановимся.
— Мэг, ты помнишь Эйвери, — произносит Рид.
Я молчу. И не киваю, даже не улыбаюсь. Я в полном шоке, будто оказалась в другом измерении. В этом измерении подол платья пачкается от грязных тротуаров, ты не можешь вспомнить, когда мыла голову, а еще тут есть набитый калориями десерт «Соленый пупсик», который стекает по твоей левой руке именно в тот момент, когда ты — в городе с почти двухмиллионным населением! — внезапно сталкиваешься с бывшей невестой своего любовника.
И имя этому измерению — дерьмо.
— Привет, — мямлю я, радуясь хотя бы возвращению дара речи. — Конечно, я помню. Привет.
Увы, дар не самый могущественный.
— Мэг, — вежливо произносит Эйвери, то и дело поглядывая на мой рожок. — Очень приятно снова встретиться.
Ее слова звучат вовсе не сухо или фальшиво. Они звучат… мило. Как будто она совсем не против случайной встречи с Ридом. И случайной встречи с ним, гуляющим со мной, женщиной, которая сделала дизайн на ее свадьбу, их свадьбу. Как будто ничего этого не было. Если первые секунды она была удивлена или ей было неловко, то сейчас это абсолютно испарилось.
— Ой! Ой, и мне тоже. Тоже очень приятно увидеться.
— Как ваш бизнес?
— Отлично. Спасибо.
Она искренне одобрительно кивает и улыбается.
— Это прекрасно. Многие мои знакомые расстроились, что вы оставили оформление свадебной полиграфии до их памятных событий. Пожалуйста, напишите мне, если вернетесь к этому.
Я удивленно моргаю, чувствуя, как щекочет кожу очередная струйка мороженого между пальцев. Шок от встречи прошел, и мне гораздо легче. А еще я вспомнила кое-что. Ситуация неловкая, но не смертельная. Эйвери мне нравится. Она нравилась мне как клиент. Сейчас у меня нет причин ни чувствовать к ней симпатию, ни кидаться на нее с враждебностью, которую стараюсь подавить в себе, если вдруг ситуация станет напряженной.
— Обязательно напишу. — Но глубоко внутри знаю, что не напишу. Я больше не занимаюсь свадьбами. Я знаю, насколько хороши наброски, которые собираюсь представить. Спинным мозгом чувствую, что я на пороге чего-то нового.
Эйвери поворачивает голову к Риду.
— Я думала, почему ты не в офисе, — говорит она дружелюбно. — Заехала повидаться с отцом.
Возникает долгое молчание, и я наконец поднимаю взгляд на Рида. Не знаю, что я ожидала увидеть — версию того отсутствующего выражения на лице, которое выдает его неловкость с головой. Или же он выглядит как она: дружелюбно и расслабленно — как выглядит половина разошедшихся мирно и по взаимному согласию пар, как сказал Рид. Я не ожидала, что он будет таким… таким разбитым.
В животе у меня все сжимается. Глаза мечутся по тротуару, в отчаянии ища мусорный бак, чтобы избавиться от этого «Соленого пупсика». Возможно, это было мое последнее мороженое в жизни.
Рид все еще смотрит на Эйвери, как на призрака. Красивейшего, сильнейшего призрака.
Он моргает, снова прокашливается.
— Я вышел поужинать, — отвечает он, будто он должен перед ней оправдываться.
Она улыбается.
— Тебе это полезно. Ты никогда не умел соблюдать