– Тогда понятно…
– А вот мне любопытно, доктор, – сказал Чанба, – где это вы так здорово по-нашему говорить научились?
– У-у-у… – протянул Лян. – То дела давние. Уж больно я непоседлив был, всё искал чего-то, то лекарей знающих, то лекарства редкие. Я уходил в плавание, добираясь до Фузан. Долго бродил по горам, забираясь в самые потаенные долины Гималаев, спускался на жаркие равнины Индии… А потом с острова Сыченбу,[56] вместе с греческими купцами, добрался до славного города Лисянь. Вы его зовете Александрией. Там я прожил года четыре или больше, почти все время проводя в Мусейоне – зачитывался тамошними книжными сокровищами, беседовал с мудрецами, делился опытом с врачами. Время было преинтереснейшее… Я бы и дольше задержался в Лисяне, да тоска по родине одолела. А вернувшись, я встретил женщину, которую полюбил.
От нее у меня остались лишь воспоминания и два сына… которые понемногу осваивают трудную науку врачевания, что сродни искусству.
В это время вернулись Юнь Чен и Ши Юэ, они тащили по два больших подноса, заставленных баночками и скляночками. Одни из сосудов дымились, по стенкам других стекали капли.
Врач приступил к делу. Сначала он заставил консула выпить чашу с густым, резко пахнущим настоем, после чего скормил ему пару пилюль, слепленных из порошка, куда входила и цветочная пыльца, и толченая кожица, срезанная с ноздрей убитого тигра, и редкий минерал, и… Короче, состав был очень сложным.
«Напоив и накормив» пациента, Лян натер ему спину густо-зеленой мазью, от коей тянуло болотным духом, перевернул – и намазал грудь жгучей розоватой кашицей. Прикрыл размазанное снадобье тряпицей, и укрыл консула теплым одеялом из меха лисы.
Неведомые зелья оказали волшебное действие – бледное лицо Публия порозовело, и сиятельный заснул.
Чжугэ Лян сделал знак хранить тишину и поманил всех за собой, оставив Давашфари дежурить у постели. Гефестай выпучил глаза от подобной вольности, но женщина лишь улыбнулась, поклонилась Ляну и присела на краешек кана – сторожить сон больного и просто быть рядом.
Сергий почти успокоился. Он и в будущем-то верил китайской медицине, а в эти времена лучшей и вовсе не знали. Оставался один-единственный вопрос: как долго протянется ожидание? Как скоро выздоровеет больной? Они-то могут немного подождать, но хватит ли терпения у Орода…
Чем дольше они в Поднебесной, тем опасней для них любая задержка – рано или поздно император устроит все свои дела, укрепит вертикаль власти и прикажет: «А подать сюда лиходеев из Дацинь! А найти мне беглую наложницу!» А уж когда на них устроят настоящую облаву, скрыться будет почти невозможно… Но не отправляться же в путь с расхворавшимся консулом! Тут и здоровому-то едва сил хватает, а уж подхватившему заразу… Что ж поделать, будем лечить…
Прошло три дня. Тишина и покой царили в долине Девятой реки, только деревья шелестели в рощицах, разбросанных меж зеленых склонов, да птицы доносили свои заполошные крики.
Жизнь в усадьбе Ляна текла размеренно и спокойно, под стать окружающей природе. Порой подъезжала повозка из близлежащего городка и доставляла очередного болезного. Чжугэ Лян делал осмотр, ставил диагноз и назначал лечение. С одних он брал плату, от прочих отмахивался – ступайте, мол, и не болейте.
Можно сказать, доктор Лян был счастливым человеком. Однако нарисованные журавли означали благополучие кажущееся.
Врачеватель тосковал об умершей жене, ему недоставало общения с умными и образованными людьми. Все его таланты и знания, опыт и навык требовали обратной связи – Чжугэ Лян был достоин сидеть в кругу избранных учеников и делиться с ними накопленным. Пока же все его умения растрачивались впустую – на ожиревших чиновников и их истеричных жен, на землепашцев, скрученных ревматизмом, на их простуженных детей.
Как врач Чжугэ Лян пользовался огромным уважением и почетом. Однако как ученый он пропадал в этой глуши.
Ранним утром четвертого дня Сергий, умывшись из ручья, прогуливался по садику. Это был настоящий вертоград – Лян высаживал в саду целебные травы. А за деревьями, у стены, размещались крепкие клетки, плетенные из лозы. Из одних доносился противный скребущий звук – там проживали громадные черные скорпионы из пустыни Гоби. В других доктор держал ядовитейших змей.
Скорпионы использовались для приготовления зелий, лечащих неврозы и падучую болезнь, а змеиный яд входил в состав мазей от болей в спине и суставах.
Внезапно послышались быстрые шаги, и в садике появился Чжугэ Лян. Он был встревожен.
– Что случилось, доктор? – насторожился Лобанов.
Доктор нервно-зябко потер ладони.
– Ко мне явился один больной, который оказался совершенно здоровым, – сказал он. – Он жаловался на боль в ноге, но постоянно путал, в какой именно. И он больше поглядывал по сторонам… Одно из двух – либо это посланец разбойников, решивших ограбить усадьбу, либо разведчик этого вашего… Орода, да?
– Да, – кивнул Сергий. – Как здоровье консула? Сможет ли он перенести дорогу?
– Ему бы полежать еще хоть пару деньков… Но ничего страшного не случится, если консул проведет эти дни в пути. Лишь бы не забывал принимать снадобье…
– Понятно… Тогда готовьте его в дорогу. И сами готовьтесь. Если вы нас не выдадите Ороду, он вас не пожалует.
– Я не привык выдавать своих пациентов, – улыбнулся Лян, – а тем более друзей.
Они разошлись. Сергий отправился собирать свое невеликое воинство. Возможно, доктор ошибся, и мнимый больной не имеет отношения к Ороду. И что с того? Задерживаться здесь в любом случае опасно, чем скорее они покинут эти места, тем целее будут.
Преторианцы с ликторами и философами выбрались на балкон, с которого открывался вид на устье долины, обращенное к востоку. Было заметно, что Чжугэ Лян не числился в наивных Айболитах – у балюстрады, на тяжелых крестовинах, ждали своего часа две маленькие катапульты. Рядом с каждой лежала горка увесистых камней, оббитых под шары.
– Эдик, – сказал Лобанов, – полезай на вышку и бди. Если что заметишь, маши красной тряпкой.
– Есть!
– Брысь отсюда… Искандер, будешь крепить оборону тут, на балконе. Лю Ху, поможешь ему.
Тиндарид с конфуцианцем серьезно кивнули.
– Гефестай и Го Шу, на вас южная стена. Берите луки, запасайтесь стрелами.
– А меня куда? – спросила Тзана.
– Будешь охранять Давашфари.
Девушка нахмурилась, зато лицо Гефестая расплылось в довольной улыбке и пропала складка меж бровей.
– Ладно… – буркнула Тзана и удалилась, дразняще покачивая бедрами.
Штурм начался неожиданно. Эдик неистово замахал красным полотнищем, и тут же из лесу повалили всадники, побежали пешие, волоча за собою длинные лестницы.