мне, если я покажу его в его гримерке, что бы я ни сказала. Нужно было что-то необычное, чтобы достучаться до него, что заставило бы его выслушать меня. И я рассчитывала, что этот плакат будет моим входным билетом.
Следующие полтора часа я провела за его оформлением. Я старалась сделать его менее детским, более причудливым и ярким, но в конце концов он стал похож на взрыв блестящего клея.
С внешней стороны я написала «ПРОСТИ, ЗАК» крупными заглавными буквами, вырезанными из цветной бумаги. Я обвела их волнистыми линиями и стрелами, сделав более яркими.
С внутренней стороны я перечислила некоторые наиболее памятные моменты, проведенные вместе. А в центре приклеила вырезанное из цветной бумаги большое сердце.
Я напомнила ночь первого ленивого свидания, наклеив вырезанные телевизор и двух человечков, лежащих в кровати. Эпизод сDrama Llamaя проиллюстрировала фигуркой ламы и зеленым светом вокруг головы ламы. Я изобразила наш день в Атланте белым медведем и двумя фигурками, держащими бутылки кока-колы. И я напомнила, как звонила ему после травмы колена, приклеив фигурку в такси и другую, стоящую поодаль с телефоном.
Я положила плакат в рюкзак, вышла из автобуса и направилась за кулисы на арене. На сцене пели на бис, значит, скоро «Скайлайн» вернутся в гримерку. Найти их комнату оказалось довольно непросто, так как на этой арене за кулисами я не была. Песня кончилась, и зал взорвался аплодисментами.
Я прислонилась к стене, стараясь успокоить дыхание и дать отдых ноющим подмышкам. Я выудила плакат из рюкзака и стала ждать.
Первой за кулисами появилась Маккензи. Она удивленно посмотрела на меня, но ничего не спросила и исчезла в своей гримерке. Я услышала болтовню ее подтанцовки, прежде чем за ней закрылась дверь.
Следующим был Коннор, он остановился и уставился на меня.
— Что это ты делаешь? — спросил он, разглядывая сначала плакат, потом меня.
— Прошу прощения.
Он покачал головой.
— Ты сделала плакат?
— Я потратила на него кучу времени.
— О боже, — пробормотал он. — Это должно быть интересно.
А потом я услышала, как по коридору идут парни.
Коннор нырнул в свою гримерку, когда братья вышли из-за угла.
— О черт, — увидев меня, сказал Аарон.
Джесси ничего не сказал, ушел в гримерку, даже не взглянув на меня. Росс оглянулся через плечо туда, где шел Зак, потом снова посмотрел на меня.
— Давай, топай, — Аарон практически втолкнул Росса в комнату.
— Удачи, — шепнул мне Росс. — Я переживаю за вас, хоть ты и разбила сердце моего брата.
Ох.
И тут я увидела Зака. Он остановился как вкопанный, глядя на меня с непроницаемым выражением.
Я подняла плакат внешней стороной к нему.
— Мы можем поговорить?
— Я сейчас как бы занят, — коротко сказал он.
Я чувствовала себя так, словно меня ударили под дых. Заслуженно. Но ведь мне было тоже очень больно.
— Я бы очень хотела поговорить.
— А я нет.
Слезы обожгли мне глаза. Я несколько раз моргнула, пытаясь не расплакаться.
— Я понимаю.
Он повернулся, чтобы уйти в гримерку.
— Я оставлю плакат здесь, — сказала я, прислонив его к стене. — И если у тебя будет время… Я действительно виновата.
— Ладно. — Он вошел в комнату, дверь за ним закрылась.
Мне безумно хотелось колотить в дверь его гримерки и умолять его выслушать меня, но я поковыляла в комнату Коннора. Я постучала два раза и попросилась войти.
— Ну? — спросил Коннор. — Как все прошло?
— Никак.
Он кивнул.
— Понимаю.
Мне очень хотелось трагически броситься на диван, но из-за больного колена я просто осторожно села.
— Не сдавайся, — Коннор сел рядом со мной. — Он очень сердит, и правильно. Дай ему время успокоиться, а потом попробуй еще раз.
— Я думаю, все бесполезно, — сказала я. — Он не хочет меня видеть.
— Дай ему время, — повторил Коннор. — Завтра будет новый день.
В комнату вошли родители.
— Я смотрел детализацию интервью.
Коннор втянул воздух сквозь зубы, лицо исказила болезненная гримаса.
— Она рассказала все?
Я взяла Коннора под руку в знак поддержки.
— Нет, — сказал папа. — Она рассказала о ваших ссорах, о хорошем и о плохом. Но она не говорила о… о чем-нибудь другом.
Коннор опустил голову, его плечи заметно расслабились. Я обняла его двумя руками.
— Знаете, что, по-моему, нам нужно? — спросила мама; она сидела в углу комнаты.
Я вопросительно подняла брови.
— Нам всем не помешали бы большая вкусная пицца и вечер старых добрых семейных игр.
Мы с Коннором обменялись улыбками.
— Я двумя руками — за, — сказал папа.
Глава 32
САН-ДИЕГО, штат КАЛИФОРНИЯ
Я выбралась из душа, опираясь на стойку, и взяла полотенце, чтобы обтереться. Невыносимо было одеваться во влажной ванне, но костыли под голыми подмышками вообще казались сущим проклятием.
На кровати лежал плакат, и я обратила на него внимание, проковыляв в номер. Это был постер, который я сделала для Зака два дня назад. С щемящим чувством в сердце я провела руками по словам извинения. Помирились, называется. Перевернув его обратной стороной, я нашла записку, приклеенную к сердцу.
Встретимся на крыше.
На крыше? Отеля?
Я схватила телефон и пошла к лифту. И действительно, там была кнопка для выхода на крышу. Лифт поднял меня наверх, и, выбравшись из него, я не спеша огляделась. По периметру проходило ограждение, а слева раскинулся сад. Справа располагалась зона отдыха.
Зак сидел в шезлонге и не спускал с меня глаз, когда я к нему подходила.
— Я получила твою записку, — сказала я.
— Вижу.
Костыли не давали возможности нормально сесть, поэтому я просто плюхнулась в противоположный шезлонг.
— Как колено? — спросил Зак.