Когда родео закончилось, Билли слез с седла и повел разгоряченное, вспотевшее животное в стойло.
– Молодец, мальчик, – хвалил Билли Чейза, похлопывая его по шее.
Билли старался не думать, что скоро им придется расстаться.
К ним подошел Белл. На арене уже гасли огни, зрители еще шумели, слышался смех, пахло сигаретным дымом.
– Молодец, хорошо поработал, – сказал Белл, потрепав Чейза по носу. Конь дружелюбно фыркнул в ответ.
– Это все. Я ухожу, – спокойно сказал Билли Боб, снимая с коня узду.
– Уже? Жаль.
– Как договаривались. Две недели. Чейз уже научился всему. Бери его, – быстро кидал слова Билли, решив покончить с этим делом одним махом.
– Не передумал, значит? – Белл снял кожаные перчатки.
– Я же дал слово.
– Да, ты честный парень, – Белл достал из жилетного кармана бумажник. – Я знал, что так и будет. И тоже готов сдержать обещание.
Билли перебросил узду через барьер и, помедлив, взял чек, даже не взглянув на сумму, проставленную Беллом.
– Билли, ты в порядке? – Белл с тревогой поглядел на него. – У тебя неприятности? Иначе ты бы не продал Чейза. Я могу тебе помочь?
– Мне никто не может помочь, – коротко ответил Билли.
– Нелады с женой, да?
– Нелады с собой, – по его тону Беллу стало ясно, что дальше расспрашивать не стоит.
– Ну что ж, пока, мальчик мой! – Билли посмотрел на Чейза. – Я приду как-нибудь полюбоваться тобой.
– Приходи, когда захочешь, Билли. Двери моей фермы всегда открыты для тебя.
Грустный Уокер молча кивнул головой и пошел прочь. Но, пройдя несколько шагов, быстро вернулся и припал к лошадиной шее.
Харольд Белл понимающе отвернулся и стал смотреть в сторону.
Билли Боб гнал всю ночь.
Ярко-зеленые пики Аппалачей постепенно сменялись пологими, обросшими соснами холмами. Через Ноксвилл, через Нэшвилл, Селмер, вдоль границы штата. Коринф, Тьюпело, дальше на юг, потом на запад.
Билли подъезжал к родному округу на заре, когда восходящее солнце окрашивало окрестности в алый цвет. У дороги хлопковые поля сменяли рисовые, потом опять шли персиковые сады.
Как ему надоели шумные туристы, чужой говор. В Теннесси все чужое. Насколько лучше на родине! Он сразу успокоился, как только увидел знакомые медленные и плавные воды Миссисипи.
Он вернулся домой! К Силоу.
Он теперь сможет расплатиться с ней. Он отдаст ей деньги, которые заработал за эти две недели. И все можно будет начать сначала. Заново. И на равных.
Билли Боб въехал на возвышенность, с которой открылся вид на маленькую деревушку под красивым названием Семь Холмов. Белые стены родного дома, ярко освещенные утренним солнцем, мелькали сквозь листву. Билли обогнул дом и подъехал к заднему крыльцу. Он невольно посмотрел на окна комнаты Силоу.
Она не вернулась. Сердце как будто упало в бездонную пропасть. Надо смотреть правде в глаза: она ушла. Ушла к отцу. К тому, кто имеет власть над ней, к тому, кто сильнее ее любви к мужу. История повторилась спустя четыре года.
Но в течение этих двух недель в нем теплилась надежда, что она вернется. Он убеждал себя, что она уже не маленькая девочка, которая во всем слушается папу, что она превратилась во взрослую замужнюю женщину, которая ушла из дома вопреки воле отца.
– Ой, Виль!
Это мама, едва не задев его, выплеснула с заднего крыльца воду из ведра.
– Вот как? Не успел я приехать, а ты меня уже водой гонишь? – пошутил Билли.
Широкая улыбка озарила лицо Эллен.
– Как я рада! Какой ты веселый! Не то, что когда уезжал, – она, вся, светясь радостью, поставила ведро на крыльцо. – Как хорошо! Папа! – позвала она через плечо. – Ты посмотри, кто приехал!
Тут сначала на крыльцо выплыло облако табачного дыма, а потом уже приковылял дед.
– Смотри, и утро выдалось чудесное, и Билли вернулся, – сказал он.
– Салют, дед!
– Давненько ты… Почитай, две недели тебя не было?
– Силоу дома? – спросил он, не обращая внимания на слова деда.
– Кхм, – произнес в ответ старший Уокер, в замешательстве оглядываясь на дочь.
Билли посмотрел на них, и последние остатки надежды покинули его. Невидимая тяжесть легла на его плечи.
– Значит, она ушла к отцу?
– Она возвращалась, – торопливо сказала мама. – Потом ушла опять. У нее заболел отец.
Билли рывком распахнул дверь в ее комнату. В пустую, тихую комнату.
– Не верю. Он здоров, как бык!
– В быках ты, конечно, разбираешься лучше, чем в людях. Говорят тебе – заболел! – рассердилась Эллен. – Ты сам уехал, ни слова не говоря, а теперь хочешь свалить всю вину на нее?
Не выйдет!
– Я ее не виню. Силоу дала мне три с половиной тысячи, чтобы я заплатил штраф. Не надо было, конечно, брать! Эти деньги все время стояли между нами. А Сэм дознался и стал меня ими попрекать. Не мог я этого терпеть!
Билли отвернулся и оперся о перила. Эллен подошла к нему и погладила по спине, как будто была в силах притупить обиду.
– Что-то произошло между Силоу и ее отцом, – сказала она. – Ты бы посмотрел на вдову Кершоу, когда она приезжала, чтобы позвать Силоу к отцу. А два дня назад Силоу заезжала к нам. Да, по пути в Мартинсвилл… Она сказала, что в Мартинсвилле ей надо купить что-то для какого-то торжественного приема… Мне показалось, что она приезжала не для того, чтобы проведать нас, как сама сказала, а чтобы собственными глазами убедиться, что тебя нет дома.
– Не надо, мама. Что ты ее защищаешь? – с трудом сказал он, выпрямившись. Внезапно усталость бессонной ночи всей тяжестью навалилась на него. – Я хочу спать. Пойду в свою комнату.
Она сделала свой окончательный выбор, когда уехала к отцу. Она навсегда оставила его.
Он проснулся с тяжелой головой и болью в сердце. Потом долго лежал, изнывая от жары и тоски. Как он будет жить без нее? Что у него в жизни останется? Воспоминания?
Черт побери, он любит ее! Он даже пожертвовал другом ради нее.
И она тоже любит его. Это точно! Она любит его так сильно, как только может любить женщина!
Почему же она ушла? Значит, ей мало одной любви?
Билли схватился за голову и чуть не смахнул на пол настольную лампу. А когда поставил ее на прежнее место, то вспомнил, что оставлял на комоде кольцо.
А теперь его не было. Нигде не было. Даже в шкатулке с украшениями. Значит, она взяла его? В дом Пеннингтона?
Он посмотрел на себя в зеркало и решился. Хватит! Чем он хуже других? Он – бедняк? Ну и что? Это не значит, что у него нет гордости. Ему надоело чувствовать себя униженным. Теперь он будет действовать так, как сочтет нужным, без оглядки на других.
Почему он должен прятать свои чувства, скрывать свои мечты об университете? Почему он должен бояться Пеннингтона и Сьюэлла? Даже боязнь потерять Силоу связывала его по рукам и ногам.