в русскую печку.
От чугунка пахло горящими дровами и глиной, которой обмазывают русскую печку изнутри. Свежеиспечённый хлеб тоже пах печкой. Обратно почувствовала приятные запахи и тепло нашего Старого хутора.
— Так на Кавказе араку не пьют, — сказал Остап, когда Фёдор собирался выпить араку из стакана.
Остап перелил араку из стакана в глиняную кружку. Затем от керосиновой лампы на столе зажёг соломку и поднёс её к кружке. Арака вспыхнула голубоватым огнём.
Остап выдохнул из себя воздух и залпом выпил кружку араки. Затем он занюхал араку свежим хлебом и тут же принялся кушать горячий борщ со свининой. Фёдор вздрогнул и в ужасе глянул на опухшее лицо Остапа.
— Нет! Так не смогу пить, — отказался Фёдор. — Всего лишь начинающий казак. Мне рано так араку пить. Вот когда немного освоюсь среди терских казаков. Тогда мы с тобой выпьем. Фёдор поднял стакан араки и не смог её выпить залпом, как только что выпил Остап горящую араку из глиняной кружки. Глотнув араку, Фёдор вздрогнул и едва не задохнулся от крепости свежей араки.
— Ой! Боже мой! Как вы это пьёте? — задыхаясь, спросил Фёдор. — Кишки можно сжечь и без огня.
Остап засмеялся, но, ни стал обсуждать при мне эту тему. Видимо, не хотел позорить мужа при его жене. После чашки съеденного борща тоже выпила стакан красного вина и тут же сразу отправилась спать, чтобы не утруждать Фёдора таскать меня без чувств через весь двор Старого хутора.
До утра было много часов. Можно было хорошо выспаться до встречи с родственниками. Мама приготовила нам с Фёдором постель в новом доме. Этот дом строили без моего участия.
Так как уже была замужем за Фёдором и не жила в Старом хуторе. При моей памяти пятый дом на Старом хуторе. Всего здесь девять домов, включая первую мазанку, в которой родились многие Выприцкие и несколько детей из семьи Ивлевых.
Мазанка от старости почти на половину ушла в землю. Нашей родоначальнице скоро триста лет будет. Столько и нашему роду терских казаков. Старая мазанка гордость нашего рода. Мазанку берегут всем родом и часто ремонтируют.
24. Таинственное возвращение Гурея
Легла на приготовленную мамой кровать, и душа моя вместе с телом нашла покой в домашней обители. Как прекрасно, быть дома? Ничто не может заменить радость домашнего быта.
Пожалуй, только когда становишься матерью, то начинаешь по-настоящему понимать тепло домашнего очага, где ты родился, как дитя человека. С красотой того мира, который тебя окружал все годы твоего развития, как человека.
Где ты познаешь прелесть всей своей жизни с родными, которые постоянно заботятся о тебе в дни радости и горести. Однако это не значит, что в семейном очаге всегда всё спокойно.
Также может возникнуть печаль из того, что безвозвратно утрачено. Тронут огорчения в неразумном поведении. Но, только в семье ты начинаешь ощущать дыхание собственной жизни. Природа нашей жизни в родительском доме остаётся в памяти на все времена.
Как бы ни сложилась наша судьба, но мы всегда будем помнить наши первые шаги в родительском доме, благодаря которому в детстве познали мир всех наших ощущений.
Где мы впервые стали созерцать грани нашей разнообразной жизни. Это ощущение, очевидно, тем, кто не был брошен на улице, а воспитался в доме. Опять-таки, мы повзрослели.
Должны создать очаг собственного дома новому поколению. Которые должны сами по-своему оценить прелесть собственной жизни в своём родительском доме.
Мои размышления сквозь сон были потревожены каким-то колебанием мыслей и тела. Не могла взять в толк, что это было. Но мои мысли перемешались, отчётливо увидела сквозь сон в своём сознании братика Гурея.
В какой-то странной одежде, из белой шёлковой ткани и шапочка на голове из того же материала. Гурей, словно вернулся с того света, чтобы сегодня присутствовать на своих похоронах.
Всё было так естественно, что встала с постели. Пошла сообщить об этом своим родителям, которые, возможно, спали и не могли представить такое явление моего братишки?
Нужно было обязательно поделиться своими естественными ощущениями сна. Вышла из дома. Наше дорожное белье болталось на верёвках, растянутых через весь двор.
Выходит, что мама всю ночь не спала, а стирала нам белье, которое мы наденем сегодня.
Мне стало жалко будить маму, но проходя мимо нашей древней хаты-мазанки, услышала мамин стон и её падение.
Вбежала в мазанку и обомлела. На самой середине комнаты стоял Гурей. Брат одет точно в такой одежде, как приснился мне несколько минут тому назад.
У него в руках какая-то странная книга, в кожаном переплёте с металлической застёжкой. Чтобы не сойти с ума и не упасть рядом с мамой, осторожно подошла к своему двойняшке.
Потрогала его руками. Это был не сон и не видение. Передо мной был настоящий брат-двойняшка Гурей совершенно живой.
— Братик! Боже мой! — удивлённо, воскликнула. — Ведь мы тебя собирались сегодня хоронить.
— Значит, буду жить, очень, долго, — ответил мне, живой Гурей. — Вернулся домой навсегда.
— Братик мой, миленький! — запричитала. — Как мне тебя не хватало. Всегда думала о тебе.
Мы обнялись с Гуреем. Плакала навзрыд, как когда-то в детстве, когда Гурей постоянно защищал меня от посторонних мальчишек. С девчонками всегда разбиралась сама.
Если Гурей не мог справиться с мальчишками, то мы вместе с ним защищали друг друга от своих врагов, которых было столько, сколько друзей.
Через несколько минут после появления Гурея весь Старый хутор был на ногах. Маму приводили в чувства. Обнимали Гурея.
У него был такой вид, словно он прошёл, все эти годы домой и в длинном пути ещё ни разу не отдыхал нигде. Братику требовался хороший отдых с дороги.
— Всё! — сказал папа. — Перестаньте тискать парня. Пускай он хорошо отдыхает. Расскажет о себе потом. Сейчас, быстро, все, вымётывайтесь отсюда. Дышать в помещении нечем. Выходите все!
Папа выгнал нас всех из мазанки. Там остались Гурей с мамой. Пошла, спать в дом к мужу.
— Что там у вас случилось? — спросил меня Фёдор, когда вошла в дом. —