Фил отправляется засвидетельствовать почтение остальным членам группы, оставив меня наедине с американцем. Я не могу отделаться от ощущения, что тот оценивает меня. Он говорит, что наше выступление произвело на него сильное впечатление, и просит меня позвонить ему, если я в ближайшее время окажусь в Лондоне. Я польщен, но от моего внимания не ускользает, что он не делает таких же комплиментов остальным членам нашей группы. Я кладу записку с номером телефона в карман, а потом Фил с американцем исчезают в ночи. Когда мы собираем и упаковываем оборудование, ребята спрашивают меня, кто был этот высокий парень, то я рассказываю им, ни словом не упомянув о телефонном номере. Я сам не знаю, почему. Просто у меня возникает какое-то эгоистическое чувство, что этого делать не следует. Вернувшись домой, мы застаем Фрэнсис за кормлением малыша, и, как только Джерри отправляется в постель, я рассказываю ей о высоком американце и его телефонном номере. Она говорит, что это номер в Мэйфэйр, богатом районе с роскошными квартирами. Я аккуратно переписываю номер в записную книжку, как будто это таинственный шифр, который мне предстоит разгадать.
На следующей неделе мой друг и шафер Кит женится на Пэт, девушке, с которой он дружит с детства, так что теперь моя очередь быть его шафером. С характерной для него предусмотрительностью он устроил свою последнюю холостяцкую вечернику за два дня до свадьбы. Дело в том, что если не считать места проведения этого мероприятия, из всего вечера мне запомнилось только одно: я играю на пианино вслепую, лежа на полу с лицом, прижатым к педалям и вытянутыми вверх руками. Говорят, я проделал это вполне успешно, но объективность оценки вызывает сомнение, потому что в тот момент среди присутствующих не было ни одного трезвого человека, а с тех пор я ни разу не пытался повторить подобный трюк.
Дневниковая запись. Воскресенье, 12 декабря 1976 года
Катастрофа. Сегодня вечером Терри объявил, что ему предложили девять недель работы в мюзикле «Дик Уиттингтон»[16] в Sunderland Empire. С этими гитаристами и их дурацкими мюзиклами просто какое-то проклятье: сначала Джон, теперь Терри. Нам, конечно, удалось продержаться, когда ушел Джон, по как уход Терри повлияет на наш переезд в Лондон? «Дик Уиттингтон» будет идти до февраля, и все это выглядело бы смешно, если бы не было так трагично. «Уже полночь, а Дика все еще нет».
Мой первый порыв — попытаться удержать Терри, но, справившись с разочарованием первых минут, Джерри напоминает мне, что если Терри накопит немного денег, он с большей вероятностью решится па переезд в Лондон. Я заявляю Джерри, что в первых числах нового года паша группа будет в Лондоне, с Терри или без него.
В январе 1977 года Last Exit дает свой последний концерт в Ньюкасле в баре Университетского театра. Это триумф, исполненный горечи и сладости одновременно, кульминация двух лет творческих усилий, репетиций, смены аранжировок, сочинения новых песен, споров, ссор, примирений, экономии на еде и одежде, чтобы скопить денег на новое оборудование, которое потом приходится с великими трудами грузить в фургон и выгружать из фургона, втаскивать по ступенькам и спускать вниз, поднимать на сцену, устанавливать и снова разбирать, ремонтировать, когда оно ломается, скитаться по всему северу Англии, проводя в пути бессонные ночи, а потом, без всякой надежды заработать, мчаться в Лондон только для того, чтобы два часа играть и петь перед публикой в попытке убедить людей, что и у нас есть шанс, что и мы можем быть конкурентами в этом соревновании, что стоит верить в нашу мечту и что мы сможем воплотить ее в жизнь. Мы понимаем, что сегодня вечером для нас заканчивается целая эпоха. В нашем родном городе мы сделали все, что могли, и теперь одно из двух: или мы достигнем чего-то большего, или перестанем существовать как музыкальная группа. Вечер только начинается, бар еще пуст, когда мы настраиваем свое оборудование у стены под большими черно-белыми афишами текущего спектакля. На главной сцене сейчас идут «Сыны света» Дэвида Радкина. Между нами чувствуется какое-то невысказанное напряжение, пока мы занимаемся проводами и штепсельными вилками, заменой струн и сборкой ударной установки. Сегодня вечером Терри не работает в своем мюзикле, и, хотя пройдет еще шесть недель, прежде чем он освободится окончательно, подразумевается, что сразу после этого он приедет в Лондон вместе с Ронни, и мы сможем еще на шаг приблизиться к исполнению своей мечты. Неловкость, которую ощущаем мы с Джерри, происходит от того, что мы так до конца и не верим в эту возможность, как будто наши старшие товарищи в душе смеются над нами и нашими фантазиями, но не признаются, надеясь, возможно, что мы опомнимся, осознаем, как хорошо можно устроиться здесь, на месте, сделаем выбор в пользу стабильности и защищенности и забудем свои мечты об отъезде и славе.
Таким образом, если мы с Джерри намерены сегодня вечером попрощаться со своими друзьями и поклонниками, Ронни и Терри надеются, что убедят нас остаться. Как только оборудование установлено, мы вчетвером садимся за столик в углу бара, потягиваем пиво и молча размышляем каждый о своих планах, а тем временем вокруг нас собирается толпа. Ожидание буквально чувствуется в воздухе. Сегодня будет потрясающий вечер, и не важно, что случится потом. Помещение наполняется до отказа, и уже невозможно здороваться с каждым входящим по отдельности. В дальнем конце комнаты я замечаю своего брата, который приветствует меня одним из своих сардонических молчаливых тостов, всегда выражающих искреннюю поддержку, но не лишенных легкой насмешки. Мой брат любит меня, в этом я не сомневаюсь, ему не обязательно говорить мне об этом, да он никогда и не станет этого говорить, но сам факт, что сегодня вечером он здесь, значит для меня больше, чем тысяча слов.
Пора начинать. Я проверяю микрофон, нервно постукивая по нему, чтобы призвать присутствующих к тишине. «Леди и джентльмены, — начинаю я, может быть, слишком официально, но какую-то пояснительную речь мне все равно необходимо произнести. — Сегодня особенный вечер для нас и, к сожалению, в следующий раз мы выступим здесь, вероятно, очень нескоро. Завтра мы уезжаем в Лондон. Посмотрим, сможем ли мы найти свою дорогу в тумане». Раздается несколько одобрительных возгласов, ободряющих свистков и множество бокалов поднимается в нашу честь. Я не могу не заметить, что Рон и Терри при этом безучастно смотрят в стену.
Мы начинаем свою программу. «The Tokyo Blues», как всегда, воодушевляет аудиторию, а еще через несколько песен аплодисменты гремят так, что становится ясно: это будет отличный вечер. Рон и Терри, возможно, думают, что чем успешнее мы выступим, тем меньше нам захочется уезжать от такого успеха, но нас с Джерри атмосфера, воцарившаяся в зале, только побуждает к новым свершениям, убеждает нас, что мы способны на многое, как будто наши слушатели от всего сердца желают, чтобы наше путешествие на юг оказалось успешным. Это действительно очень воодушевляет, когда тебя так поддерживают в твоей безумной идее, и я принимаю твердое решение, что никогда не подведу этих людей, которые верят в меня. Уходя со сцены, мы оставляем ликующую, шумную толпу, взволнованную и охрипшую. Люди кричат, требуя продолжить выступление, и не хотят отпускать нас со сцены. Обе конфликтующие партии внутри нашей группы одинаково могут праздновать победу, однако расставание по-прежнему кажется мне самым разумным планом действий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});