Читать интересную книгу Прыжок рыси - Олег Приходько

«Нашли ребенка, — сплюнул Евгений. — Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от приморских фраеров и подавно уйду!»

Он пересек двор большого П-образного дома и оказался на улице Градостроителей. Приметив остановку автобуса, пошел к ней, но автобус не появлялся, стоять же, подобно Александрийскому столпу, в одиночестве было опасно. Пройдя еще квартал, Евгений спустился по узкой тропинке вниз к частному сектору и направился к Рыночной площади, по которой проходил трамвай кольцевого маршрута.

С Игорем они договорились встретиться у яхт-клуба в гидропарке.

Доехав до Восточного пляжа, Евгений не спеша побрел к условленному месту. Волны, омывая скамьи под шиферными навесами и кабины в лохмотьях прошлогодней краски, доставали до самой кромки прибрежной лесополосы. Простонал теплоход на рейде. Низкие густые тучи проносились над городом по-весеннему быстро; туман рассеивался на глазах.

Игорь жил неподалеку и появился у яхт-клуба через полчаса.

— В городе террористов каких-то ищут, — сообщил, едва поздоровавшись. — Гэбэшников нагнали…

— У тебя все гэбэшники, — пошутил Евгений.

— Да нет, серьезно. Говорят, опять на губернатора покушались, только лично я в эти сказки не верю. Кому он нужен!

Они обошли одноэтажный домик, где размешался яхт-клуб, и уселись на перевернутую спасательную шлюпку.

— У тебя есть возможность узнать, кому он нужен, — серьезно заговорил Евгений. — Слушай меня внимательно. С двадцать третьего по двадцать восьмое марта Павел был в Казани. Думаю, что его интересовала Нелли — она оттуда родом. Я отыскал ее отчима. Он живет во Франции, в Париже. Во время своей поездки Павел его навещал…

Евгений пересказал все, что ему удалось узнать — от видеокассеты до разговора с Валерией.

— Гридин — ее отец?! — вытаращив глаза, воскликнул Игорь. — Это… это же сенсация века!

— Меня сенсации не интересуют, Игорь. Меня интересует убийца Павла.

— Погоди, погоди… А если и так, что из этого?.. Внебрачная дочь — эка невидаль! По нынешним-то временам?

— Именно. А значит, сам по себе этот факт не привел бы к смерти Павла. Он узнал что-то еще,

— Например?

— Ты сам говорил, что Грошевская богата. И если Гридин замешан в каких-то делах, то он не настолько глуп, чтобы заводить счета на свое имя. Не исключено, что он открыл счет на имя дочери, а ей, в обмен на молчание, позволяет расходовать какую-то часть.

— Или она его шантажирует?

— Возможно… но думаю, что в таком случае ему от нее проще избавиться. Так или иначе, эта связь привела Павла к смерти. Надо лететь в Казань, Игорь. Если ты раздобудешь свидетельства их родства и узнаешь, чем именно интересовался Павел, то за разгадкой дело не станет.

— Когда лететь?

— Лететь сегодня в четырнадцать двадцать.

Игорь с готовностью встал.

— Финансовую проблему сможешь решить?

— Перехвачу у матери. Все?

— Нет, не все. — Евгений достал из кармана фотографию Нелли, выходящей из машины. — Возьми с собой. Но сам ничего не записывай и не фотографируй, запоминай. Ветлугин женился на Соне Маликовой в семьдесят пятом году; тогда же удочерил Нелли. А родилась она в семьдесят третьем. Как она была зарегистрирована до этого?

— Понял.

— Погоди. Понял он… Павел не зря хранил поездку в Казань в тайне от всех. Возможно, его и убили, как только узнали о ней и во всем этом деле есть сторона, о которой мы пока не подозреваем.

Последние наставления Васину Евгений давал уже на ходу:

— Информация нужна как можно скорее. Не теряй ни минуты, но никуда и никому не звони. Привезешь сам лично.

Они дошли до улицы Каштановой, Игорь нетерпеливо выбежал на проезжую часть и поднял руку.

— Никаких самостоятельных шагов, Игорь! Если что-нибудь со мной случится, расскажешь все Ивану Кравцову. Запомнил?

— Типун тебе на язык!

— Ивану Николаевичу Кравцову, он тебя найдет!..

Остановился частник. Игорь сел в «жигули», захлопнул дверцу и махнул Евгению рукой.

3

Ложь ползла из всех щелей.

Все, что до сих пор удавалось удерживать в надежде на лекаря-время, ускользало, таяло на глазах, и казалось, что замеревший в ожидании конца город смотрит на губернатора уже без христианских добродетелей, но с сочувствием и жалостью, понимая его, а, стало быть, и свою обреченность.

Тень Одиночества — его собственная тень — нависала над оставшимся отрезком пути. Можно было продолжать «игру» и дальше. Что нужно стареющему по часам недурной доселе репутации человеку? Область?.. Она жила и до него, и будет жить после. Оттого, что Петр строил города на крови и костях, они не разрушились. Стоять и построенному на грязи Приморску. Оттого, что хунта утопила Чили в крови, на Земле ничего не изменилось. Экономика процветающей державы прочнее ее нравственности. «Город строят не языком, а рублем да топором». Кровавые обличья петров и пиночетов потомков не интересуют. Неважно, откуда рубль, — был бы город…

«Рано, Гридин, рано. Еще не построили, еще не отъелись, еще не накормили алчущих, не накопили капитал. Вот наубиваются — все восстановится само собою, и не по твоему — по заведенному свыше порядку. И в средневековье донкихотство выглядело посмешищем. Пусть же Сила и Власть обеспечивают порядок; гнев инквизиторов по отношению к узникам окрашен цинизмом. Предательство всегда порождает предательство. Недавно ты услышал глас народа. «Долой!» и «Давай!» — вот все, на что он способен. И пусть скармливают наркотики тем, кого не устраивают реальности мироздания, пусть убивают тех, кто не может (а может быть, не хочет?) бороться за жизнь. Стадо и общество одинаково подвержены естественному отбору. Способность мыслить — это способность добывать, значит — отнимать. Это вовсе не волчьи, а общие законы — законы развития цивилизации и прогресса. Ты не хочешь подчинить себя им — уходи. Ты оказался в этом времени некстати — затопчут. В какие времена, в какой Атлантиде могло быть по-иному?.. Ложь… Ты болен психически, Гридин. То, что ты считаешь воскресением нравственности, продиктовано страхом. Но не перед Одиночеством, нет. Не перед смертью даже — прочь высокие материи! Это страх перед расплатой. Это страх, который в тебе воскрес, поселившись когда-то давно-давно, в пору первых прегрешений, и затаился непроросшим зернышком в глубине души. И вот теперь, когда Провидению стало угодно дать тебе почувствовать ничтожность и зависимость, и ты захотел вдруг обрести лицо, зернышко страха стало прорастать в твоей смятенной и порочной душе. Успокойся, Гридин, смирись. Посмотри вокруг: никто не мешает тебе идти по дороге, которую ты выбрал сам. Одно твое слово, одно раскаяние — и ты доживешь век в достатке и удовольствии. Все плохое спишется на усталость; все порушенное тобой восстановится. А гордыня — всего лишь один из семи смертных грехов, который, подобно другим, можно замолить Тот, кто придет на твое место, пойдет по тому же пути. Люди хотят тебя видеть честным и деятельным, в лучах славы; те, что станут скрываться за твоей спиной, никого не интересуют. Крест свой нужно нести радостно…»

— Константин Григорьевич, в приемной ожидает прокурор.

— Просите…

Алексей Борисович Федин — худой, с изборожденным морщинами хищным лицом человек — вошел в кабинет губернатора. Судя по фигуре и черным вьющимся волосам, по угловатым движениям и бархатно-вкрадчивым интонациям в голосе, лет ему было не более сорока, и когда бы не лицо это, и не очки в стариковской пластмассовой оправе, да еще, пожалуй, не глаза — водянистые, беспокойные, Федин вызывал бы расположение.

Мелким шагом преодолев расстояние до губернаторского стола, он протянул Гридину узкую, с чудовищно длинными узловатыми пальцами ладонь:

— Честь имею, Константин Григорьевич.

— Садитесь.

«И что она такого в нем нашла?» — ненароком подумал Гридин о пышной Алие Сулейменовне.

Под манжетами коротковатых форменных брючин прокурора блестели черные ботинки с высокой шнуровкой, напоминавшие ортопедическую обувь.

— Мне доложили, вас интересует дело Козлова? — расстегнул он папку на кнопках. — Понимаю.

— Что понимаете? — не в силах переключиться со своих размышлений на узкую тему предстоящего разговора уточнил Гридин.

Федин заученным кивком сбросил очки на середину длинного крючковатого носа и посмотрел на него поверх оправы:

— Понимаю, конечно, — обозначил улыбку. — Дело важное. Жизненно, я бы сказал, важное. И приняло такой оборот, что наша сегодняшняя с вами встреча вполне, так сказать, закономерна.

— Алексей Борисович, а нельзя ли без преамбул? Смерть журналиста вызвала общественный резонанс. Для вас не секрет, что я пообещал принять все меры к скорейшему расследованию убийства Козлова. Вы мне пообещали назвать имя убийцы к выборам, так?