Что он теряет? Его не держат семейные узы. Даже дочери его находились далеко, выцветая в памяти, подобно старым фотографиям. У него не было друзей. Никого, кто переживал бы вместе с ним провал его исследований. У него, конечно, была программа, составленная специально им самим. Сначала она была создана маленькой фирмой в соответствии с его инструкциями. Но он бесконечно изменял ее. Возможно, ему следовало взять патент, но никто, кроме него, не пользовался ею. Он возьмет ее с собой, куда бы ни поехал. Она находилась сейчас у него во внутреннем кармане пиджака, выпячиваясь как раздутый бумажник.
Моррисон слышал свое неровное дыхание и понимал, что засыпает, уходя от бесцельной карусели мыслей. Как он мог кого-то интересовать, если, горько думал он, наскучил сам себе. Он заметил, что солнце больше не бьет в окно, и сгущающиеся сумерки заполняли комнату. Тем лучше.
До него донесся негромкий звонок. В номере звонил телефон, но Моррисон не двинулся с места и оставался с закрытыми глазами. Возможно, это Родано делает последнюю попытку. Пусть звонит.
Сон подкрался. Голова Моррисона склонилась набок. В таком неудобном положении проспать можно было не долго...
Прошло примерно пятнадцать минут, он начал просыпаться. Небо было еще синее, сумерки в комнате сгустились, и он подумал с некоторым чувством вины, что не прослушал сегодняшние научные доклады. А затем пошли «бунтарские» мысли: «Прекрасно! Почему я должен их слушать?»
Досада нарастала. Чем он занимался на съезде? За три дня не услышал ни одного доклада, который бы его заинтересовал, и не встретил никого, кто бы смог помочь ему в его рушащейся карьере. Что делать в оставшиеся три дня, кроме как избегать двух человек, с которыми познакомился и с которыми ужасно не хотел встречаться вновь, — Барановой и Родано?..
Он почувствовал голод. Еще не обедал, а уже пора ужинать. Беда в том, что не было настроения есть в одиночестве в роскошном ресторане отеля и еще меньше хотелось платить по взвинченным ценам. Мысль о долгом ожидании очереди за стойкой в кафетерии была еще менее привлекательной. Надо было на что-то решаться. С него было достаточно. Он мог бы освободить номер и прогуляться до железнодорожной станции. (Она находилась недалеко, и прохладный вечерний воздух, возможно, помог бы избавиться от мрачных мыслей). Сборы займут чуть более пяти минут, через десять минут он будет в пути.
Он мрачно размышлял над этой задачей. По крайней мере, сэкономит половину стоимости проживания и покинет место, которое, как он был убежден, принесет ему одни несчастья, если он останется.
Он был, конечно, абсолютно прав, но если бы он знал, что и так пробыл здесь слишком долго...
8.
...Быстро выписавшись внизу у администратора, Моррисон вышел через огромные стеклянные двери гостиницы, довольный, но все еще не в себе. Он тщательно исследовал коридор, удостоверился, что там нет ни Барановой, ни Родано, и вскоре рассматривал такси, изучал людей, входящих и выходящих из гостиницы. Все, казалось, было ясно.
Все, кроме позиции рассерженного правительства. И ничего еще не закончилось. Впереди — бесконечные несчастья. Университет в Макгилле все больше привлекал. Если бы он мог поехать туда...
Он свернул в вечернюю темноту к вокзалу, который находился довольно далеко. По его расчетам, он придет домой заполночь, и вряд ли удастся поспать в поезде. С собой был сборник кроссвордов, которыми он мог бы занять себя, если будет достаточно светло. Или...
Моррисон резко обернулся, услышав свое имя. Он сделал это автоматически. По известным причинам и при существующих условиях ему бы следовало поспешить, ведь не хотелось ни с кем разговаривать.
— Ол! Ол Моррисон! Господи!— Голос был пронзительный, и Моррисон не узнавал его.
Он не узнавал и лицо: круглое, не старое, гладко выбритое, с очками в стальной оправе. Человек, которому оно принадлежало, был хорошо одет.
Моррисон мучительно вспоминал человека, который явно знал его и вел себя, как будто они были лучшими друзьями. Он, приоткрыв рот, усиленно рылся в каталоге памяти.
Тот, похоже, догадался, чем обеспокоен Моррисон.
— Я вижу, вы не помните меня. Вполне понимаю. Я — Чарли Норберт. Мы встречались на Гор донской научной конференции, но это было давно. Вы засыпали вопросами одного из выступающих по проблеме деятельности мозга и наделали много шума. Вы были очень остроумны. Поэтому не удивительно, что я помню вас.
— Ах да,— пробормотал Моррисон, пытаясь вспомнить, когда в последний раз он принимал участие в Гордонской научной конференции. Семь лет назад, кажется,— Очень похвально с вашей сторонй.
— Мы долго говорили тогда вечером, доктор Моррисон. Я помню, вы произвели на меня впечатление. И естественно, что вы не помните: во мне нет ничего эдакого... Послушайте, я наткнулся на ваше имя в списке участников. Ваше второе имя Джонас воскресило вас в моей памяти. Я захотел поговорить с вами. Полчаса назад я позвонил к вам в номер, но никто не ответил. — Норберт вдруг заметил чемодан в руках у Моррисона и добавил с явной тревогой: — Вы уезжаете?
— Да, я хочу успеть на поезд. Извините.
— Пожалуйста, дайте мне несколько минут. Я читал о вашей... теории.
Моррисон немного отступил назад. Даже проявление интереса к его идеям были недостаточным для него в этот момент. И почему-то сильный запах лосьона для бритья захватывал его больше, чем сам человек. Ничего из того, что говорил человек, не помогало вспомнить его.
— Извините, вы — единственный, кто прочитал о моей теории. Надеюсь, вы не будете возражать, если...
— Я возражаю. — Лицо Норберта стало серьезным. — Меня поражает, что вас не ценят по достоинству.
— Меня это удивляет давно, мистер Норберт.
— Называйте меня Чарли. Когда-то мы обращались друг к другу по именам. Знаете, вам нельзя уезжать, не добившись признания.
— В этом нет необходимости. Я есть, вот и все. Ладно... — Моррисон повернулся, как бы уходя.
— Подождите, Ол. Что, если я скажу, что я могу дать вам новую работу с людьми, которые симпатизируют вашему образу мыслей?
Моррисон помолчал.
— А вы — мечтатель...
— Нет, Ол, послушайте меня, дружище, я рад, что столкнулся с вами. Я хочу познакомить вас кое с кем. Мы организовываем новую компанию «Генетическое мышление». У меня много денег и грандиозные планы. Хитрость состоит в том, чтобы усовершенствовать человеческий разум средствами генетики. Мы постоянно совершенствуем компьютеры, так почему бы не сделать этого с нашим личным компьютером? — он с серьезным видом постучал себя по лбу. — Где он? Я оставил его в машине, увидев вас, выходящим из гостиницы. Знаете, вы не очень изменились с тех пор, как мы встречались в последний раз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});