– Что за балаган ты тут устроил, Нолли? Разучиваешь речевку для стадиона?
Нолли смутился.
– Флойд не отзывается, Парк. Боюсь, что он… заболел или еще что.
– И ты думаешь, что от этого грохота он выздоровеет? – Паркинс подошел к камере и отпер ее.
– Флойд? – Он потряс его за плечо. – С тобой все в по…
Флойд свалился с койки на пол.
– Вот черт! – воскликнул Нолли. – Он что – умер?
Но Паркинс его не слышал: он не сводил глаз с удивительно умиротворенного лица Флойда. До Нолли вдруг дошло, что во взгляде Паркинса был животный страх.
– В чем дело, Парк?
– Ни в чем, – ответил тот. – Просто… давай убираться отсюда. – И добавил, будто размышляя вслух: – Зря я его трогал.
Нолли перевел полный ужаса взгляд на лежавшее на полу тело.
– Очнись! – сказал Паркинс. – Надо вызвать доктора.
6Во второй половине дня Франклин Боддин и Вирджил Ратбан подъехали к деревянным воротам свалки в конце ответвления от Бернс-роуд, что в двух милях от кладбища Хармони-Хилл. В первый год второго президентства Эйзенхауэра их старенький «шевроле»-пикап был цвета слоновой кости, а теперь стал грязно-коричневым с рыжими вкраплениями. В кузове машины лежал мусор, который набирался за месяц и состоял в основном из пустых бутылок из-под пива, вина и дешевой водки.
– Закрыто, – произнес Франклин Боддин, вглядевшись в надпись на табличке, пришпиленной к воротом. – Будь я проклят! – Отхлебнув пива из бутылки, лежавшей на коленях, он вытер рот тыльной стороной ладони. – Сегодня ведь суббота?
– Она самая, – подтвердил Вирджил Ратбан, понятия не имевший, какой сегодня день недели. Он был так пьян, что даже не помнил, какой шел месяц.
– По субботам свалка работает, так ведь? – поинтересовался Франклин. Табличка была одна, но он видел целых три! Прищурившись, он вгляделся еще раз. На все трех значилось: «Закрыто». Надпись была сделана красной краской: наверняка из той самой банки, что хранилась в лачуге смотрителя Дада Роджерса.
– Всегда работала, – подтвердил Вирджил. Он попытался отхлебнуть еще пива, но промахнулся и облил себе левое плечо. – Господи, ну и дела!
– Закрыто, – повторил Франклин, чувствуя закипавшее негодование. – Этот сукин сын снова загулял. Ну, я ему покажу! – Он включил первую передачу и слишком резко отпустил сцепление. Пиво из бутылки между ног выплеснулось ему на брюки.
– Давай, Франклин! – подбодрил Вирджил и громко рыгнул.
Пикап снес ворота, которые сорвались с петель и отлетели в сторону. Франклин переключил на вторую передачу, и машина затряслась на колдобинах разбитой дороги, отчаянно раскачиваясь на отслуживших свое рессорах. Чайки с криком взмыли в воздух и закружили над свалкой.
Через четверть мили от ворот ответвление от Бернс-роуд заканчивалось большим открытым участком, за которым, собственно, и располагалась сама свалка. Здесь заросли ольхи и клена расступались, открывая вид на широкое пространство, которое Дад Роджерс постоянно разравнивал бульдозером, стоявшим сейчас у его лачуги. За этим плоским участком находился бывший гравийный карьер, служивший свалкой. Мусорные кучи, блестевшие на солнце бутылками и алюминиевыми банками, уходили вдаль гигантскими дюнами.
– Этот горбатый придурок, похоже, ни черта тут не делал целую неделю! Не разравнивал, не сжигал! – заметил Франклин. Он обеими ногами нажал на педаль тормоза, которая со скрежетом почти полностью ушла в пол. Проехав еще немного, пикап остановился. – Видно, у него запой.
– А я и не знал, что Дад так сильно пьет, – удивился Вирджил, выбрасывая в окно пустую бутылку и доставая новую из бумажного пакета на полу. Он открыл ее о ручку дверцы, и выплеснувшаяся пена залила ему всю руку.
– Все горбуны пьют! – со знанием дела произнес Франклин и сплюнул в окно. Однако оно оказалось закрытым, и он вытер слюну рукавом, размазав ее по мутному и исцарапанному стеклу. – Надо посмотреть. Может, нужна помощь.
Описав широкий круг, он подъехал задом к куче, в которую жители Салемс-Лота сваливали мусор в последнее время, и заглушил двигатель. На них неожиданно обрушилась тишина, лишь изредка нарушаемая резкими криками чаек.
– Как же тут тихо! – удивился Вирджил.
Они вылезли из машины и подошли к кузову. Франклин открыл задний борт, и тот с громким лязгом откинулся вниз. Чайки, кормившиеся на дальнем конце свалки, дружно взмыли вверх, громко бранясь.
Мужчины молча взобрались в кузов и стали выбрасывать мусор. Зеленые пластиковые пакеты при падении раскрывались. Для Фрэнка и Вирджила это была привычная работа. Они относились к той части населения города, которую туристы никогда не видели (или просто не замечали). Во-первых, по молчаливому уговору, город их вообще игнорировал, а во-вторых – они сами научились быть незаметными. Увидев на дороге в заднем зеркале пикап Франклина, о нем забывали в то же мгновение, как он исчезал из виду. На их лачуге с оловянной трубой, из которой в белое ноябрьское небо вился тоненький дымок, никогда не задерживался взгляд. Если по дороге встречался Вирджил, выходивший из магазина с бутылкой спиртного в бумажном пакете, с ним, конечно, здоровались, но уже через минуту не могли вспомнить, кого конкретно видели: его лицо было знакомо, но имя ускользало из памяти. У Франклина имелся брат Дерек Боддин – отец Ричи (недавно низложенного вожака начальной школы на Стэнли-стрит), но Дерек уже и думать забыл, что в городе живет его брат. Франклин давно перестал быть паршивой овцой в семье, ибо утратил с ней все связи.
Когда мешков с мусором в кузове не осталось, Франклин наподдал ногой выпавшую алюминиевую банку и подтянул повыше зеленые рабочие брюки.
– Пошли проведаем Дада, – позвал он.
Они спрыгнули вниз, и Вирджил, наступив себе на шнурок из недубленой кожи, от неожиданности сел.
– Черт, совсем разучились делать прилично, – мрачно проворчал он.
Они подошли к лачуге, обитой толем. Дверь оказалась запертой.
– Дад! – проревел Франклин. – Эй, Дад Роджерс!
Он с размаху саданул по двери ногой с такой силой, что строение покачнулось. Маленький крючок изнутри вырвал петлю, и дверь распахнулась. В комнате никого не было, а от тошнотворного сладковатого запаха они с отвращением переглянулись, хотя по части грибковых ароматов оба были заслуженными ветеранами. Франклину зловоние мимолетно напомнило запах, который исходил из глиняного горшка с рассолом, забытого в подвале и за долгие годы покрывшегося толстым белым налетом.
– Сукин сын! – выругался Вирджил. – Хуже гангрены!
Само же помещение было удивительно опрятным. Над по-армейски заправленной кроватью висела на вешалке чистая сменная рубашка Дада, дряхлый стул был аккуратно задвинут под стол. На газете, расстеленной за дверью, стояла банка красной краски со свежими подтеками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});