Прения по вопросу о кворуме и сроке созыва У.С. чрезвычайно показательны. Из них видно, как у лидеров Комуча почти насильно вытягиваются те или иные уступки и как эти лидеры до последнего момента оставляют за собой «свободу действий». Такая постановка не удовлетворяла Собрания. Кроль негодует: «Обязательство выходит одностороннее» [с. 214]. Вслед за ним протестует представитель уральского казачества Шендриков. Он отмечает, между прочим, что, признав старое У.С., казаки вышли за пределы своих полномочий и что отовсюду «уже последовали протесты» [с. 219]. Немедленно «должно быть опубликовано всё соглашение целиком. Этого именно не хотели представители партии эсеров. По их мнению, Совещание не могло вообще обсуждать вопросов, связанных с У.С. Тут правомочен только Съезд членов У.С. Для Совещания гарантией служит заявление ЦК[455]. Ясно, что эсеры не хотели давать определённого и окончательного ответа до выяснения состава Правительства. Гендельман так и заявил: «Наша воля такова. Когда создастся правительство, тогда и скажем о сроках. Обязательств нет, так как нет соглашения в целом» [с. 214].
Я характеризую Совещание грубыми мазками. Мелкие детали иногда вскрывают подоплёку гораздо лучше, чем какие-либо принципиальные споры. С мучительной медленностью рождались решения. Под натиском казаков эсеры согласились созвать немедленно Съезд наличных членов У.С. и внести соответствующую наметившимся решениям Совещания резолюцию.
Съезд вынес требуемое постановление. И понятно, это были те же лица в другом одеянии. Так люди в ответственный момент играли фикциями.
В связи с вопросом о возобновлении деятельности У.С. было предъявлено ещё одно требование, оказавшееся в самом ближайшем будущем чреватым последствиями: всё дело подготовки У.С. к 1 января должно было находиться в руках самого У.С., т.е. в руках существующего Съезда членов У.С. Этот Съезд должен функционировать как «государственно-правовой орган», и Правительство, «всемерно содействуя» ему, не должно вмешиваться в его работу. Такая формулировка вызвала недоумение и у Кроля, и у Фомина, и у других [с. 179–182]. Авксентьев пытался убедить оппонентов, что здесь нет ничего страшного: «Это будет официальный орган постольку, поскольку Правительство ему будет помогать». Авксентьев не мог тогда учитывать содержания, которое вкладывали творцы этой идеи в формулу Съезда как «государственно-правового» органа. Тут не было речи об авксентьевском «постольку, поскольку». Гендельман довольно высокомерно обрывает спор: «Меня удивляет этот долгий спор, когда всё сказано. Мы сошлись здесь не убеждать третьих лиц, а узнавать волю друг друга. Нами всё сказано. Ни изменить, ни прибавить нам нечего»… «Если созыв У.С. будет поручен другому органу, — заявляет он ультимативно, — это для нас неприемлемо» [с. 183–184].
Комиссия вновь уступает требованиям эсеров[456], и тогда фракция партии с.-р. «для того, чтобы облегчить соглашение», «признала возможным отказаться от контрольного органа на время до возобновления работ У.С.». «Эта уступка была сделана в ответ на категорическое заявление Сибирского правительства, что оно «никаких контрольных органов не допускает»…»
Обсуждалась на Совещании и деловая программа Временного правительства. П.Н. Милюков называет её «довольно умеренной». В сущности, почти без изменений был принят проект, предложенный эсеровской фракцией. Были внесены некоторые смягчения в вопросе о федерации и главным образом о земельном законе. В эсеровском проекте стояло: «В области земельной политики Пр. руководствуется основными положениями закона о земле, принятыми У.С. 5 января, принимая меры к немедленному возобновлению работ земельных учреждений, которые должны до созыва У.С. регулировать трудовое землепользование на началах максимального использования земельной площади и уравнительности, применяясь к бытовым и областным особенностям отдельных местностей» [с. 156]. Фомин («Единство») заявляет, что он «принципиально не разделяет положения о земле, принятого на заседании У.С. 5 января»… «Чтобы этот пункт не вызвал здесь разногласия», предлагает опустить ссылку на закон. То же самое «ультимативно» ставит Кроль, ибо при сохранении этого пункта «ни один кадет не будет в состоянии вступить в Правительство» [с. 204]. Гендельман указывает, что «это можно истолковать определённо, что частная собственность отменена, а земля всё же до решения У.С. должна оставаться в руках фактических владельцев». Принимается этот пункт в такой формулировке: «Земля остаётся в руках её фактических пользователей, и принимаются меры… к расширению трудового землепользования».
Следовательно, за законом 5 января и эсеры согласились признать лишь характер декларации.
Аналогичные прения возникли и о федерации. 5 января также принят был закон, объявляющий Россию федеративной демократической республикой. Представитель соц.-демократии Кибрик заявляет о непризнании его партией федерации. Кроль также против федерации, но предполагает, что Украина вряд ли присоединится иначе, как при федерации. Этот пункт в изменение закона 5 января был принят в виде предположения, что У.С. даст окончательное установление государственной организации на федеративных началах. Здесь эсеры оказались гораздо более уступчивы, чем в вопросах об организации власти.
* * *
Наконец, Совещание остановилось на персональном составе будущего Правительства. При намечании кандидатов произошёл довольно большой разброд. Его легко было бы избежать, если бы члены «Союза Возрождения» более определённо проводили на Совещании установленную в Москве линию. Все группы, однако, назвали коалиционный состав Правительства, за исключением эсеров, которые выдвинули только партийных кандидатов[457].
Как и в других случаях, основные группы договорились, и 21 сентября ген. Болдырев от имени делегации «С.В.», Сибирского правительства, казачьих организаций и др. выдвинул список, совпадавший с московским. Он дополнялся лишь Вологодским[458]. Этот список в конце концов и был принят. К членам Правительства были намечены персональные заместители: к Авксентьеву — Аргунов, к Астрову — Виноградов (к.-д.), к Болдыреву — Алексеев, к Вологодскому — Сапожников, к Чайковскому — Зензинов. Каждому члену Правительства выбирался свой заместитель: к нар. соц. Чайковскому заместителем попал соц.-рев. Зензинов. Это сразу нарушило равновесие сил в коалиционной Директории, так, по крайней мере, воспринято было это широким общественным мнением[459]. Так расценивали кандидатуру Зензинова и многие в «левом секторе: «Эсерам… удалось… проскочить сквозь игольное ушко и провести одного из своих партийных людей в состав кандидатов. Но это была всё-таки очень слабая компенсация за то огромное поражение, которое они понесли в Уфе» [Майский. С. 245].
Чайковский был в отсутствии. Членом Директории становился Зензинов.
Соглашение всё-таки состоялось, 23 сентября Совещание «одобрило акт об образовании всероссийской верховной власти»[460]. Члены Директории принесли «торжественное обещание».
* * *
Уфимское Совещание, несмотря на всю свою торжественность, было в действительности довольно обыденной прозой. Отчёт, рисующий облик русской общественности — и в особенности её «левого» сектора, производит местами гнетущее впечатление. Во всяком случае, ничего радостного в нём нет. Вы не ощущаете в нём того подъёма, который необходим людям для того, чтобы творить государственное дело. Но, может быть, в жизни надо, чтобы проза облекалась в лирические и патетические формы.