— Много мужчин вернулось?
— Единицы. А из парней 23-24-го годов рождения, которые ушли на фронт с нашей улицы, ни один не вернулся. Ни один!
Для меня все погибшие на той войне — герои. И все выжившие — герои. Для них не настало легкой жизни после победы, они поднимали из руин страну, поднимали детей. Без их отваги и самоотверженности не было бы России. Совсем не было.
— Виктор Степанович, после войны трудно жили?
— Трудно. Землей жили. Отца редко видели — на работе пропадал; весь дом вела мама. У всех у нас свои обязанности. Наташа — по дому, я — воду таскать. В пойме огород высаживали, воду из реки приходилось носить, поливать. И дрова на мне. Из леса дрова не возьмешь — только с выделенной делянки. Пилили сами, кололи. Еще можно было сучья подбирать. Сено заготавливали, корову держали, кур. За скотиной ухаживать — тоже моя работа. Коней я особенно любил, верхами — без седла… А по зимним вечерам пух козий обрабатывали — это все вместе. Одевалась-обувалась семья за счет продажи пуховых платков… Не возникало никогда у нас, детей, такого вопроса: делать или не делать. А кому делать?
…рямо скажу — никогда я особо робким не был, не монашествовал… Влюблялся часто, еще в школе… Меня потом спрашивали: а как жена, к бывшим не ревнует? А что ревновать? Что было — то было.
— С Валентиной Федоровной когда познакомились?
— Да тогда же, на ноябрьские праздники в 1960 году, у товарища моего Шипилова Ивана. Мы с ним вместе и в училище учились, и на заводе в одной смене работали. Сложились, девушек пригласили… на Валю я сразу внимание обратил — она всем распоряжалась, все готовила, да и девушка была видная и, чувствовалось, с характером. Так получилось, за столом рядом сели… Поговорили, посмеялись, песни попели — пела она замечательно, душу трогало…
А тогда до дома проводил… Ну и все.
Признаюсь, была у меня уже симпатия, тоже Валя; еще до армии с ней встречался, она потом техникум закончила, распределилась в Домбаровку, где я служил; часто, а иногда и в самоволки, к ней бегал. И из Орска как выходной — тоже к ней.
С Валентиной, хотя понравились мы друг другу сразу, встречались поначалу довольно редко, потом чаще… А в Домбаровку я ездил все реже, потом все стало ясно. Выбор был сделан. Это жизнь.
А мы с Валей не то что встречаться часто стали — поняли, жить друг без друга не можем! Валентина Федоровна была из доброй семьи, рабочей, казачьей. Мама ее, Анна Алексеевна Шепелева, одна четверых детей поднимала, отец еще в войну умер. Сама Валя работала мастером по пошиву легкого женского платья. Она к труду приучена с детства. Сделал ей предложение. Пока я служил в армии, брат Александр взял участок земли под строительство своего дома и мне — рядом, тогда это очень поощрялось, и предприятия всячески этому содействовали — для закрепления кадров. В то время вокруг Орска выросли целые поселки индивидуальной застройки.
Взял и я ссуду на заводе, и вместе с братом Александром сами и строили вечерами, да в выходные друзья-заводчане помогали. Конечно, тяжело было, но уже через год дом был готов, небольшой, но для нас тогда он был роскошный. Попросторнее хотел бы, да нельзя было: раньше ведь все регламентировалось.
Родителей к себе перевез. Отец в автоколонне шофером сразу начал работать.
А в Новый год и свадьбу сыграли. Мама нас старинной иконой благословила, как положено. Потом той же иконой Валя нашего сына Виталия со Светой благословляла.
В самых разных местах страны люди принимали Виктора Степановича за своего. В этом был один из феноменов Черномырдина.
— А детей чему пытались учить?
— Да ничему особенному, просто видели они, что отец и мать работают по совести — так и им надо. Правда, на старшего, Виталия, пришлось влиять при выборе профессии. Он после школы задумал идти в военное училище…
— Строго указали?
— Приказывать, указывать в таком деле бесполезно, я-то его характер знаю. Позвонил своему другу, командиру полка (его часть рядом с заводом в Оренбурге стояла, когда я был еще директором; сын у него того же возраста был, с теми же стремлениями, что и мой) и говорю:
«Толя, приеду к тебе на майские праздники с Виталей. Жить будем в части. Но с условием: ребят переоденем в форму, в сапоги и чтобы как все — по распорядку, без поблажек!»
Три дня они и жили — по режиму. Не знаю, насколько повлияло это на Виталия, но призадумался он точно. А потом поступил на нефтяной факультет в Институт имени Губкина.
Андрей, младший, потом его же закончил. Нормальные у меня ребята, дружные; никогда не злоупотребляли ни фамилией, ни положением отца.
Случай даже был курьезный. Будучи студентом, Виталий ехал на практику в Западную Сибирь, в Уренгой. Позвонил мне перед отъездом из Москвы:
«Папа, не вздумай поручать кому-нибудь, чтобы меня встречали, и вообще, чтоб без лишнего. Я сам там буду с ребятами, в общежитии».
Ну сам так сам. Единственно, я спросил: «Когда самолет прилетает?» Я был тогда в Тюмени и все же не удержался, знаю, как у нас бывает, позвонил в Уренгой, своему заму:
«Там Виталий мой прилетает, ты понаблюдай за ним, только аккуратно, издали, чтобы он тебя не видел».
Он в лицо сына не знал да и понял все по-своему… Хотел как лучше… Как только «Ту-154» приземлился, вошел и начал спрашивать у всех, кто примерно по возрасту подходил:
«Ты не Черномырдин? А ты не Черномырдин?»
Первого, оказалось, как раз Витальку спросил. Тот ответил: «Нет», — и уехал вместе со всеми в автобусе.
Заместитель набирает меня, говорит:
«Степаныч, нет его!»
Но я-то понял, что Виталий «проскочил».
— Знаем, что ваш старший сын Виталий не только практику проходил в Уренгое, но и несколько лет работал там после учебы. Как складывалась дальше его жизнь?
— Когда закончил институт, его распределили на Север, начал с рабочего. Его пытались поставить на инженерную должность — он сам сказал: «Нет». И я его поддержал. Хочешь профессию знать — начинай с азов, с людей.
А женился Виталий на Светлане, дочери моей учительницы из Черного Отрога, Марии Гавриловны Трофимовой, она у нас в школе географию преподавала. Кажется, случайно познакомились, а чем дольше живу, тем больше понимаю: в жизни случайного не бывает.
…Виталий Свету в Уренгой увез. Маша родилась, внучка; сначала она с бабушкой, Валентиной Федоровной, в Москве оставалась, а потом Виталий и Свету, и Машу увез.
Это ж целый концерт был! Они обосновались в «бамовском» щитовом домике, щели сплошные, зимой все насквозь продувается; стены и окна одеялами завесили и в углу кроватку поставили. У Маши огромные глазищи были, когда увидела, как те одеяла колышутся! Я тогда говорю Витале: «Да если б мать на все это только глянула — тут бы тебе и конец!» А он смеялся только: «Привыкнем».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});