Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антонид в ярости сплюнул на землю, чуть не попав на все еще связанного привратника.
— Вот чего стоит его честь! — орал он, ухватившись за прутья решетки.
Юлий отдал короткий приказ, и один из его людей выступил вперед. Антонид вынужден был убрать руки.
— Не смей прикасаться ни к чему, принадлежащему мне, — холодно сказал Цезарь.
Антонид собирался ответить, но у подножия холма вдруг раздались голоса солдат, что вынудило его сделать паузу. Он оглянулся на звук, и его черты исказило злорадство.
— Ну, ты еще узнаешь меня, подлый преступник! Сенат послал людей, чтобы они восстановили порядок. Ты будешь выброшен на улицу, точно так же, как вы поступили с моими рабами!
Он отошел от ворот и обратился к вновь прибывшим:
— Этот человек ворвался в мой дом и жестоко обошелся со слугами. Я хочу, чтобы его арестовали, — сказал Антонид ближайшему солдату.
От возбуждения в уголках его рта собралась слюна.
— Ну, у него вполне дружелюбное лицо. Давай не будем этого делать, — ответил, усмехаясь, Брут.
Несколько секунд Антонид не понимал, в чем дело, но потом наконец оценил и количество вооруженных людей, стоящих напротив него, и отсутствие у них знаков различия легионеров.
Он медленно отступил назад, вызывающе вздернув подбородок. У Брута это вызвало приступ смеха.
Антонид подошел к своим стражникам. Те явно занервничали, видя, какое количество солдат противостоит им.
— Сенат примет мою сторону! — крикнул «пес Суллы», но голос его сорвался.
— Попроси своих хозяев назначить время для слушания. Я сумею защитить свои права по закону, — ответил Юлий, открывая ворота, чтобы впустить Брута и его людей.
Антонид злобно посмотрел на него, потом повернулся на пятках и отправился прочь. Стражники последовали за ним.
Цезарь остановил Брута прикосновением руки, когда тот проходил мимо.
— Не слишком мирное сборище, Марк.
Его друг поджал губы.
— Я привел их сюда, так? Ты себе представить не можешь, как тяжело провести в город вооруженных людей. Время Мария миновало.
К ним присоединился Кабера, прошедший через ворота с последними солдатами.
— Стражники у городских ворот приняли меня за богатого купца, — весело сообщил он.
Брут и Юлий не обратили на него внимание: они пристально смотрели друг другу в глаза. В конце концов Марк слегка кивнул.
— Ладно. Но это можно было сделать более осторожно.
Напряжение между ними исчезло, и Юлий усмехнулся.
— Я получил истинное удовольствие, когда этот негодяй стал прыгать от радости, решив, что вы посланы сенатом, — проговорил он, ухмыляясь. — Один этот миг оправдывает шумное появление моих людей.
У Брута все еще был удрученный вид, но улыбка стала медленно расплываться по лицу.
— Возможно. Послушай, сенат узнает от него, что у тебя столько солдат. Будет скандал. Тебе следует отправить какое-то количество воинов в казармы Перворожденного.
— Я так и поступлю через некоторое время, но сначала надо сделать несколько дел. Мои остальные центурии тоже должны быть туда переброшены из поместья.
Неожиданно Юлия поразила одна мысль:
— Как же сенат разрешает присутствие в городе Перворожденного?
Брут пожал плечами.
— Не забывай, что он в списках легионов. Кроме того, казармы находятся за пределами стены, около северных ворот. У меня одна из лучших тренировочных площадок в Риме, а Рений — лучший мастер по части мечей. Тебе следует посмотреть.
— Ты многое сделал, Брут, — сказал Цезарь, похлопав друга по плечу. — Рим теперь не будет прежним, раз мы вернулись. Я приведу к тебе своих людей сразу же, как только буду уверен, что Антонид ничего не предпримет.
Брут протянул руку: его переполнял энтузиазм.
— Нам очень нужны твои люди. Перворожденный значительно окрепнет. Я не узнаю отдыха, пока легион не вернет былую силу. Марий…
Юлий схватил его за руку.
— Нет, Марк. Ты меня не понял. Мои люди присягали мне одному. Они не могут подчиняться тебе.
Он не хотел быть грубым со своим другом, но лучше все прояснить с самого начала.
— Что?.. — воскликнул ошеломленный Брут. — Послушай, они не являются частью какого-либо легиона, а в Перворожденном меньше тысячи человек. Все, что тебе надо сделать…
Цезарь покачал головой.
— Я помогу тебе набрать людей, как и обещал, но не этих. Прости меня.
Брут недоверчиво смотрел на него.
— Но ведь я возрождаю Перворожденный именно ради тебя. Я должен быть твоим мечом в Риме, помнишь?..
— Я помню, — ответил Юлий, опять взяв Марка за руку. — Для меня наша дружба значит больше, чем что бы то ни было, кроме жизни моей жены и дочери. В моих жилах течет твоя кровь, ты это помнишь? А моя в твоих.
Он немного помедлил и крепко сжал руку друга.
— Эти солдаты — мои Волки. Они не могут находиться под твоим командованием. Давай оставим все, как есть.
Брут вырвал руку, его лицо ожесточилось.
— Хорошо. Держи Волков около себя, пока я буду бороться за каждого нового рекрута. Я вернусь в свои казармы — и мои люди тоже. Сообщи, когда захочешь привести туда своих солдат. Возможно, тогда мы обсудим плату за их пребывание там.
Он повернул ключ в замке ворот.
— Марк!.. — окликнул его Юлий.
Брут застыл на мгновение, потом открыл ворота и вышел, оставив створки раскачиваться.
Даже в компании двух стражников Антонид держал руку на рукояти кинжала, закрепленного на поясе, пока они шли по узким темным улицам. Там можно было найти множество потаенных мест, чтобы залечь и выжидать момент, когда он потеряет бдительность. «Пес Суллы» тяжело дышал, стараясь не обращать внимания на грязные лужи, которые совершенно испортили его сандалии. Один из его людей выругался, угодив ногой в свежую, еще не остывшую кучу.
Дневной свет редко заглядывал в эту часть Рима, а ночью тени приобретали страшноватые очертания. Здесь не было законов, не было солдат и не было жителей, которые могли откликнуться на призыв о помощи.
Антонид крепче сжал рукоять кинжала и пошел быстрее, потому что кроме звука их шагов появился еще какой-то шорох. Он не стал выяснять его причину, а, спотыкаясь, почти вслепую считал углы, нащупывая их рукой. Три угла от входа, потом еще четыре вниз и налево.
Даже ночью здесь ходили люди, чего в центре Рима никогда не бывало. Те, кого они встречали, мало разговаривали. Смутные фигуры торопливо пробегали мимо трех человек, опустив головы и огибая лужи. Когда изредка попадались факелы, на несколько шагов освещавшие дорогу, люди обходили их стороной, словно попасть в границы света значило навлечь на себя несчастье.
Только злоба заставляла Антонида продолжать путь, но даже она не избавляла от страха. Человек, к которому он шел, велел никогда не появляться на этих улицах без приглашения, но потеря дома дала Антониду мужество, рожденное гневом. В темноте оно, правда, значительно поуменьшилось, и дискомфорт усилился.
Наконец «пес Суллы» достиг места, где в самом сердце перенаселенного района пересекались дороги между заплесневелыми стенами. Он немного помедлил, пытаясь найти своего человека, напрягая глаза в темноте. Рядом с ним на камни капала вода, неожиданно раздававшиеся шаги заставляли спутников Антонида нервно оглядываться, размахивая кинжалами, словно отгоняя духов.
— Тебе было сказано не искать меня до последней ночи месяца, — раздался хриплый голос над самым ухом бывшего советника.
Антонид едва не заорал от ужаса. Он подскочил на месте, ноги заскользили по влажным камням. Кинжал мгновенно покинул ножны, но запястье было перехвачено крепкой рукой, что сделало «пса Суллы» совершенно беспомощным.
Незнакомец, стоявший перед ним, носил накидку и капюшон из грубой ткани, лицо его было скрыто, хотя в чернильной темноте узких улочек такие предосторожности вряд ли имели смысл. Антонида чуть не вырвало от странного сладковатого запаха, исходящего от него. То был запах болезни, гниения, замаскированного душистыми маслами. Ему пришло в голову, только ли свою личность пытается скрыть под капюшоном этот человек, который наклонился к Антониду так близко, что почти коснулся его уха губами.
— Зачем ты явился сюда, подняв столько шума и побеспокоив половину моих наблюдателей?
В голосе звучала злость, и он раздавался так близко, что запах опять чуть не вызвал у Антонида приступ рвоты. Он вздрогнул, когда его щеки слегка коснулся капюшон.
— Я вынужден был прийти. У меня есть работа для тебя, и необходимо, чтобы она была срочно выполнена.
Хватка на запястье усилилась. Антонид не мог повернуться, чтобы посмотреть человеку в глаза, — из опасения, что их лица соприкоснутся. Вместо этого он отводил взгляд в сторону, стараясь не выдать гримасой, что отвратительный запах делает мучительным каждый вдох.
- Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден - Историческая проза / Исторические приключения
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Завоеватель - Конн Иггульден - Историческая проза
- Врата Рима - Конн Иггульден - Историческая проза
- Шпионы и солдаты - Брешко-Брешковский Николай Николаевич - Историческая проза