как?
— Спектакль имеет большие достоинства, хотя и не свободен от больших недостатков…
— Федор! — воскликнул я в отчаянии. — Остановись!
В это время в комнату вбежал мальчуган лет двенадцати.
— Чего тебе, Петя? — спросил его Горшечкин.
— Папа, вот я написал… Домашнее сочинение… О Борисе Годунове…
Горшечкин начал читать и сразу нахмурился:
— Ну, чему вас там учат в школе? Штамп. Шаблон… Борис Годунов — продукт своей эпохи… Даже смешно… Ну, иди. Посиди еще над сочинением. А главное, самостоятельно подумай… И зачеркни все «продукты».
— Правильное замечание, Федор! От души приветствую!
— Формулировка отличается неточностью. Что значит: от души? Все разговоры о душе отвлекают трудящихся от насущных задач культурного строительства, потому что…
— Позволь мне, Федор, тоже привести одну цитату. Как сказал один приезжий докладчик: «Каким ты был, таким остался». Прощай!
На этом мы и расстались.
В. Санин
КОШМАРНАЯ ДОЛЖНОСТЬ
Степан Васильевич Куклин неожиданно почувствовал, что его плечи пригнуло к земле тяжкое бремя популярности. Неделю назад его назначили директорам института, зазвонил телефон и — началась чертовщина!
— Степан Васильевичу наше с кисточкой!
— Здравствуйте, — сдержанно произнес директор.
— Ну, как живем, хлеб жуем, Степан?
Директор поежился.
— Простите, не имею чести… с кем я говорю?
— Ишь ты, друзей уже перестал узнавать. Мышкин говорит, Илья.
Степан Васильевич доподлинно знал, что ни один из его знакомых не является Мышкиным. Стесняясь, он сказал об этом абоненту.
— Экой ты! Как бутылки с трещинкой сдавать, так «Здорово, Илья!», а как друг позвонил — в кусты!
Теперь Степан Васильевич смутно припомнил, что год назад жена послала его сдавать посуду, и принимал ее бородатый детина по имени Илья.
— Хм… Почему же, почему же, — с трусливой предупредительностью пробормотал Куклин. — Ну и как, Принимаете, значит, посуду? — закончил он, поражаясь наивности вопроса.
— Принимаем, браток! — гремело в трубке. — Дочка школу кончила, понял? Потолковать надо. Так приходи посуду сдавать, неси с трещинками, щербатые — все у приятеля возьму! Ну, жму.
Не успел Степан Васильевич опомниться, как в кабинет вкатилась дебелая дама с куриным хвостом на шляпе.
— Полина Трофимовна Вздор, — трескучим голосом сказала дама и величественно протянула Куклину руку, которую тот нерешительно пожал. — Я таким вас себе и представляла, мужественным и прекрасным!
Степан Васильевич сконфуженно хрюкнул, подбоченился и с недоверием покосился на зеркало в гардеробе. На него смотрело помятое лицо человека, уже много лет ведущего утомительную борьбу с катаром желудка.
— Чем обязан? — предупредительно спросил он.
— Вот именно! — восторженно подхватила дама, раздавливая кресло. — Вот именно обязаны, дорогой земляк! Не проходит дня, чтобы мы в нашем далеком Гусевске не вспоминали о вас. Ах, золотое детство!
Дама вытащила платок, вытерла уголки глаз и лукаво спросила:
— Небось забыли про нас — Вздоров? И не отнекивайтесь, проказник вы этакий, вы за мной бегали и за косы дергали!
— Ни за кем я не бегал, гражданка, — нервно сказал директор, — и никогда в Гусевске не жил. Вы обознались.
— Ну, значит, то был ваш однофамилец, — не унывая, трещала дама, — а он все равно бегал и дергал, вот.
— Что вам угодно? — возмутился Степан Васильевич.
— Мне угодно сказать вам, что у нас есть дочь!
У директора екнуло сердце, и он лихорадочно начал рыться в памяти, перебирая грехи молодости.
— У кого это — «у нас?» — испуганно спросил он. — Надеюсь, вы не…
Дама игриво улыбнулась.
— Девушка — загляденье, вся в меня! Поет, играет в пинг-понг, танцует — чудо! Так примете ее в свой институт? — неожиданно закончила она.
— Если пройдет по конкурсу, — металлическим голосом сказал директор. — Всего хорошего.
После посещения очередного визитера Степан Васильевич почувствовал тихую грусть. Только теперь он понял, почему коллеги-преподаватели смотрели на него с таким глубоким сочувствием, когда узнали о его назначении.
— Боже! — сказал он себе. — Огради меня от визитеров и сохрани нервы!
Не тут-то было. Прошли приемные экзамены, и…
— Товарищ Куклин? Вас категорически приветствует Михаил Стрептоцид!
— Здр!
— Вам нужны новые штаны?
— Что?!
— Ну, ко мне на базу поступила партия зеленых штанов, самых модных. Сколько штук вам оставить?
— Сын, дочь, племянник?
— Видите ли, мой племянник сдавал…
— Дзинь! — полетела трубка.
А когда жена позволила и сообщила, что на квартиру заехал какой-то усатый джигит и привез живого барана с нижайшим поклоном «директору Степану», Куклин не выдержал. «Пройдусь немного, — решил он, — а то с ума можно сойти». Держась за сердце, он вышел и, сутулясь, пошел по улице.
Неожиданно он обратил внимание на вывеску: «Отдел народного образования».
«Зайду-ка сюда, — решил Степан Васильевич. — Расскажу про этих беззастенчивых пап и мам, пусть проводят среди них воспитательную работу».
— Какое безобразие! — воскликнул заведующий гороно, выслушав гневную речь директора. — Вы правильно сделали, что зашли ко мне, товарищ Куклин. Мы пригвоздим этих наглых родителей к позорному столбу! Мы не допустим! Мы… Да, кстати, — по лицу заведующего разлилось умиление, — племянник моей жены провалился по…
Очнулся Степан Васильевич в поликлинике. Добравшись до дома, он написал заявление с просьбой освободить его от обязанностей директора, приложил справку врача о нервном переутомлении и — впервые за последние недели, — заснул спокойно.
А. Светов
РАДОСТНОЕ СОБЫТИЕ
— Что, же ты, дорогой, увиливаешь? — укоризненно покачал головой мой приятель Иван Максимович, автор антиалкогольного романа «Шумел камыш». — Новоселья не справлять — счастья в доме не видать.
При этом он потер пухлые ручки, а маленькие, заплывшие глазки его, плотоядно прищурилась.
«А и в самом деле, — подумал я, — почему бы не отметить с друзьями радостное событие — переезд в новый дом? Тем более что квартира у меня, как картинка, — все удобства. Не каждый день приваливает к человеку такое счастье».
Гостей пригласили на воскресенье. Маняша — моя жена, не отходила от плиты. В белом фартуке, раскрасневшаяся, с сияющими от счастья глазами, она вдохновенно пекла пироги, бегала к соседям за каким-то редкостным рецептом шоколадного крема, колдовала над студнем, который почему-то упорно не хотел застывать.
Я неторопливо, словно по музею, ходил из комнаты в комнату, открывал дверь на балкон, заглядывал в ванную, заходил на кухню.
— А ты знаешь, — задумчиво говорил я жене, — в такой квартире и сам становишься как-то лучше. По-моему, с новосельем даже вкусы меняются. Посуди сама, можно ли в такой квартире, как наша, поставить в ракушечной вазе букет из бумажных цветов? Или налепить на стены открытки с целующимися голубками? Рука не поднимется.
— Хорошо, что мы весь старый хлам выкинули, — поддержала Маняша, — и купили все новое. В новом доме и жить надо по-новому. Я думаю, что вместе с прочим старьем нужно отправить на свалку и кое-какие старые привычки, — она лукаво улыбнулась. —