Воисвет и закашлялся. По его острому подбородку потекла струйка крови. — Я должен был поднять народ на войну! Даже если ты не понимаешь! Мне всё равно! Я знаю, как должно быть!
— Дурачок.
Перун с досадой покачал головой. Потом наклонился, взял Воисвета за подбородок и легко повернул его голову. Раздался сухой треск. Рука волхва дёрнулась, длинные пальцы заскребли по земле и сжались в кулак.
— Дурачок, — повторил Перун. Выпрямился и посмотрел на меня.
Бамс!
Третий удар сердца отозвался болью в развороченной копьём груди.
Перун подошёл ко мне. Присел рядом на корточки, заглянул в глаза.
— Что, котяра, отбегался? — ласково спросил он и улыбнулся. — Больно? Ничего! Сейчас пойдём ко мне. Я тебя вылечу. Давно мечтал такого охеренного кота завести. Да я говорил уже.
Я собрал последние капли сил и покачал головой. Движение вышло еле заметным. Я подумал, что Перун не обратит на него внимания, и хотел испугаться. Но на испуг сил уже не осталось.
Перун заметил и с притворной досадой цокнул языком.
— Не хочешь? Ну, надо же!
Он задрал голову вверх и весело крикнул кому-то:
— Видали? Он не хочет!
Потом снова посмотрел на меня и спросил:
— Точно не хочешь?
Да, блядь! Ты издеваешься, что ли?
Я прикрыл глаза, чтобы не видеть довольную физиономию бога. Грудь болела всё сильнее.
— Я перед тобой в долгу, Немой, — доверительно сказал Перун. — Любомир уже давно на покой просился. А я всё не отпускал его. Не хотел оставаться с этим...
Он пренебрежительно кивнул в сторону Воисвета.
— А ты так замечательно всё уладил. Да ещё и моего идола из реки выловил. Спас, можно сказать.
Перун коротко хохотнул. Потом сделал серьёзное лицо и вздохнул.
— Я в долгу быть не люблю. Давай так — я тебе даю шанс выжить. И больше ничего не должен. Договорились?
Охеренный договор, бля!
И главное — хрен откажешься.
Я снова моргнул глазами.
Бамс!
Перун поднялся на ноги. Ухватился за копьё и вырвал его из моей груди.
— Давай, кошак драный! — рявкнул явно довольный бог. — Перекидывайся, живо!
Как будто огромная ладонь подняла меня с земли. В голове звонко лопнул гигантский стеклянный пузырь.
Я упал на все четыре лапы и ошалело замотал башкой. Потом, не обращая внимания на бога, поплёлся к крыльцу. Унюхал возле ступеньки пожелтевший подорожник и стал жевать его, жадно урча. Проглотил горькую кашицу и без сил упал в траву возле садовой дорожки.
— Немой!
Глашка слетела по ступенькам, подхватила меня на руки и потащила в дом.
Куда ты, Глаш?! Надорвёшься!
Мой хвост волочился по ступенькам. Я ещё успел услышать, как Божен просит Перуна вылечить Шатилу. И недовольный баритон бога:
— Вы что, блядь? Санитарку себе нашли? У меня ни сисек, ни диплома! Вызови того колдуна, который тебя лечил.
Это было несправедливо. Я хотел обидеться за Шатилу, но не смог. Меня вырубило.
Я очнулся от того, что меня нежно чесали за ухом. Тёплая Глашкина рука легко скользила по шерсти. По моей спине бежали приятные мурашки. Глашка гладила меня и тихонько напевала:
— Котя, серенький коток,
Повернись-ка на бочок.
Подберу тебяв лесу,
Тебе мышку принесу.
Я открыл глаза и утробно замурчал от удовольствия.
Может, бля, остаться котом насовсем? А что! Буду крыс ловить в подвале, молоко из блюдечка лакать. Котят заведём с Глашкой. А ещё можно лазить по деревьям, качаться на ветках и орать благим матом. Красота!
Я помечтал минут пять. Потом осторожно освободился из Глашкиных рук. Потянулся, выгибая спину и с наслаждением запуская когти в матрац. Сполз на пол с кровати.
Перекидываемся, Немой!
В голове звонко щёлкнуло.
— Как Шатило? — спросил я Глашку.
Она глядела на меня широко распахнутыми глазами.
— Немой! Ты цел!
Я засунул руку под рубаху и пощупал рёбра.
Целые, бля!
И сердце нормально бьётся.
Эх, пожрать бы!
Я виновато посмотрел на Глашку.
— Глаш! У нас еда есть?
Глашка лукаво улыбнулась.
— Только сырая рыба. Будешь?
И мы расхохотались.
***
На следующий день князь Всеволод с победой торжественно въехал в Старгород.
Князя встречал весь город. Зеваки толпились вдоль улиц. Мальчишки гроздьями висели на деревьях и заборах. Заполошно лаяли собаки, не понимая — что за хрень творится в сонном Старгороде. Девки стояли с букетами огненно-золотых кленовых листьев.
Князь в золочёной кольчуге ехал на вороном коне. Конь то и дело фыркал и косил на толпу встречающих похожим на чёрную сливу глазом.
За князем длинной вереницей тянулась усталая дружина. Бабы, узнавая своих мужиков, махали руками, кричали:
— Ваня!
— Никита!
— Семён!
Мы с княжичем встретили Всеволода у ворот княжеского терема. На шаг позади нас стояли Сытин с Боженом. За ними толпились бояре.
Рыночную площадь по торжественному случаю очистили от прилавков, а торговцев разогнали по домам. Освободившееся пространство заполнили нарядные горожане.
Свободной осталась только самая середина площади, где была огромная грязная лужа. До сегодняшнего утра она скрывалась за прилавками. Я и знать не знал про её существование.
Князь Всеволод доехал до края лужи, измерил её взглядом, помрачнел и пустил коня в объезд. Строй дружины сломался, возникла замятня. Всадники цепью потянулись вслед за князем.
Толпа встречающих качнулась и зашумела. Раздался весёлый свист, крики, улюлюканье.
Растолкав зевак, из толпы выскочила здоровенная свинья. Наткнувшись на князя, она растерянно хрюкнула и плюхнулась прямо в лужу. Брызги грязи долетели до золочёной кольчуги.
Бля!
— Немой! Ну, что это за херня? Меня всего неделю не было! И во что вы княжество превратили?!
Расстроенный князь Всеволод мерил широкими шагами тронный зал. Бояре чинно сидели на лавках. Мы с княжичем скромно стояли возле трона. Меня так и подмывало примостить задницу на удобное сиденье. Но я держался.
— Дороги не чинены! Налоги не собраны! Сражение посреди города устроили между нечистью и церковью! Срамота!
Князь тряхнул головой. Тут же поморщился и приложил ладонь ко лбу.
— Неужели нельзя было как-то мирно всё решить? — уже тише спросил он. — Что теперь иностранные послы скажут? Что у нас религиозных деятелей притесняют?
Божен, стоявший возле дверей, сделал шаг вперёд. Ради встречи с князем святоша переоделся в шёлковую белую рясу. На его груди сверкал золотой крест.
— Князь Добрыня и княжич Михаил очень помогли укрепить церковь в это трудное время, — сказал Божен.
— Ты хоть