переходный возраст, но впоследствии полностью исчезла из моей жизни, выгнанная моей же бабушкой. Немного погодя уехала и Нивея вместе с мужем, детьми и няньками, столь же беззаботная и весёлая, как и приехала, оставив после себя огромную пустоту в этом доме. Теперь в нём было очень много свободных комнат и недоставало шума – без неё самой и детей особняк моей бабушки превратился в настоящий мавзолей.
Сантьяго отмечал низложение правительства нескончаемым потоком шествий, празднеств, котильонов и банкетов. Моя бабушка также не оставалась в стороне – она заново открыла дом и попыталась возобновить свою общественную жизнь и известные вечеринки. Однако вокруг стояла столь подавленная атмосфера, что ни сентябрю месяцу, ни даже всей весне, на которую он как раз и выпадал, так и не удалось ничего изменить. Множество мёртвых, бесконечные предательства и кражи лежали тяжким грузом на совести как победителей, так и побеждённых. Мы же стыдились следующего, а именно того, что гражданская война обернулась настоящей кровавой оргией.
Это был поистине странный период моей жизни, моё тело значительно изменилось, душа окончательно расправила свои крылья, и я всерьёз начала задаваться вопросом, кем же, собственно, я была и откуда вела своё происхождение. Встряхнувшим всех моментом стал, пожалуй, приезд Матиаса Родригес де Санта Круз, моего отца, хотя я ещё не знала, что он им был. Я встретила гостя как дядю Матиаса, с которым познакомилась в Европе годами ранее. Уже тогда этот человек показался мне безвольным, но увидев его вновь, я с трудом узнала своего дядю – тот был чуть ли не недокормленным пентюхом в своём инвалидном кресле. Его привезла красивая зрелая женщина пышных форм, похожей на молоко кожей, и одетая в простой наряд из поплина цвета горчицы, а также в видавшую виды шаль, что закрывала плечи. Самой заметной чертой этой дамы был дикий куст спутанных и седых кудрявых волос, к тому же собранных на затылке тонкой лентой. Она вся напоминала собой древнюю скандинавскую королеву в изгнании; ничего не стоило представить женщину на корме судна викингов, плывущего среди глыб векового льда.
Паулина дель Валье получила телеграмму, объявляющую о том, что её старший сын сошёл с корабля в Вальпараисо, и немедленно предприняла меры, чтобы вместе со мной, дядей Фредериком и остальной привычной свитой добраться в порт. Встретить его мы выехали в специальном вагоне, который английский менеджер по железным дорогам любезно предоставил в наше распоряжение. Он весь был обшит полированной древесиной и украшен заклёпками из отшлифованной бронзы, а на местах для пассажиров лежал вельвет цвета бычьей крови. Салон вагона обслуживал персонал, состоящий из двух девушек в униформе, которые относились к нам по высшему разряду, принимая чуть ли не за королевских особ. Мы расположились в гостинице, стоявшей на самом берегу моря, и стали ждать наш корабль, которому полагалось прибыть лишь на следующий день. Мы появились на пристани, выглядев так элегантно, словно присутствовали на свадьбе; и столь непринуждённо я могу заверить в этом любого, потому что в качестве доказательства располагаю фотографией, которую я сама и сделала тогда, на площади, незадолго до того, как пришвартовался корабль. Паулина дель Валье была одета в светлый шёлк с не одним изящно наброшенным газовым шарфом и жемчужными ожерельями. Она носила огромную шляпу с широченными полями, увенчанную пучком перьев, что изящно ниспадали на лоб, и держала над собой зонт от солнца, защищаясь таким способом от излишне яркого света. Её муж, Фредерик Вильямс, выделялся на фоне остальных тем, что был в чёрном костюме, шляпе-цилиндре и с тростью. Я же, напротив, присутствовала здесь вся в белом, с тюлевой лентой в волосах, напоминая собой свёрток ко дню рождения. Вскоре служащие натянули с корабля на землю пешеходный деревянный мост, и капитан лично пригласил нас подняться на борт и сопроводил с особыми почестями до каюты Матиаса Родригес де Санта Круз.
Аманда Лоуэлл оказалась последним человеком, с кем моя бабушка ожидала встретиться лоб в лоб. Удивление от того, что две женщины увидели друг друга именно здесь, со временем перешло в досаду; ведь появление бывшей соперницы впечатлило её куда больше, нежели жалкий вид собственного сына. Разумеется, в те годы я не владела достаточной информацией, чтобы разъяснить себе же странную на первый взгляд реакцию моей бабушки, и поэтому сочла, что та слегка окочурилась от жары. На флегматичном же Фредерике Вильямсе, напротив, при виде Лоуэлл не шевельнулся ни волосок - он поприветствовал даму кратким, но всё же любезным жестом, после чего сосредоточился на том, чтобы удобно усадить мою бабушку в кресло и подать той стакан воды. Матиас же всего лишь наблюдал эту, надо сказать, весьма занимательную сцену.
- Что же делает здесь известного рода дамочка! – пробормотала моя бабушка, когда той, наконец, удалось восстановить дыхание.
- Полагаю, что вам желательно дружески побеседовать в кругу семьи, а я, пожалуй, пойду прогуляюсь, - сказала королева викингов и покинула помещение с непогрешимым достоинством.
- Сеньорита Лоуэлл просто моя подруга, скажем, что она моя единственная подруга, мамочка. Более того, эта женщина сопровождала меня до самого конца, без неё я бы и не смог приехать. Ведь именно твоя так называемая соперница настояла на моём возвращении в Чили, потому как всё же сочла, что для меня лучше умереть в окружении родственников, нежели всеми брошенным в каком-то парижском госпитале, - сказал Матиас на непонятном испанском языке со странным саксонским акцентом. Только тогда Паулина дель Валье посмотрела на него так, будто впервые, и поняла, что от её сына остался лишь покрытый змеиной кожей скелет. Глаза молодого человека остекленели совершенно, оказавшись слишком глубоко вдавленными в глазные орбиты, а щёки стали столь впалыми, что под кожей можно было различить коренные зубы. Поддерживаемый диванными подушками, он склонился в кресле, тщательно укутав шалью свои ноги – в таком виде человек напоминал некоего смущённого и печального старичка, хотя, на самом деле, тому, должно быть, едва ли стукнуло сорок лет.
- Боже мой, Матиас, что с тобой? – придя в ужас, спросила моя бабушка.
- Ничего такого, что нельзя вылечить, мама. Я так понимаю, что нашлись более веские причины, по которым вернуться сюда оказалось столь важным делом.
- Эта женщина…
- Мне знакома вся история, что произошла между Амандой Лоуэлл и моим отцом, даже несмотря на то, что всё случилось тридцать лет назад и к тому же на другом краю света. И вам всё никак не удаётся забыть своё отчаяние по поводу