— О, много раз. В детстве мы с Джоем часто приезжали сюда на велосипедах поиграть.
В детстве. Уилл даже не улыбнулся этим словам, исходящим из уст пятнадцатилетнего мальчика. Ему захотелось сказать Джереду: не торопись вырасти. Не расставайся раньше времени с невинностью и свободой юности.
Но вслух он сказал только:
— Почти все в городе уже забыли о существовании этого дома. Ты—то как узнал?
— Мне рассказала мама. Ей всегда хотелось жить в таком доме. — Джеред остановился у колонны, а Уилл занялся ближайшим испорченным кирпичом. — Она звонила в воскресенье, и я рассказал ей, что мисс Роуз затеяла ремонт. Она сказала, что обязательно приедет сюда посмотреть, как только сможет.
Уилл вытащил из стены большую часть кирпича и принялся выламывать обломки.
— Чем ты занимаешься летом?
— Болтаюсь по улицам с Джоем. Хожу в библиотеку. Читаю. В августе меня на две недели увозят на ферму к дедушкиному брату. — Он помолчал и мрачно добавил: — Еще я обычно хожу в видеотеку, но сейчас мне туда не хочется.
Джеред умолк.
Уилл повернулся и пристально посмотрел на мальчика. Тот почему—то покраснел и вдруг заинтересовался трещиной в полу.
— Это из—за меня?
Джеред упорно молчал.
— Извини меня, Джеред. Если бы я мог что—то переменить, я бы тебе помог. Но врать я не буду. Я не хочу признаваться в том, чего не совершал.
Джеред медленно опустился на землю и сел, прислонившись спиной к колонне.
— Зачем вы вернулись?
Уилл улыбнулся, но улыбка вышла невеселой.
— Этот вопрос я сам задаю себе с первого дня.
— Когда я уеду, то возвращаться не стану.
— Когда ты уедешь, то начнешь новую жизнь. Мне это так и не удалось.
— Почему?
Одним ловким ударом мастерка Уилл вышиб из стены обломки кирпича, примерил новый к выемке и перевел взгляд на мальчика.
— Не знаю. Может быть, потому, что я все время один. Я ничей. Или не могу себе позволить стать чьим—то. Я никому не верю.
— Дедушка говорит, что вас много раз сажали в тюрьму.
Уилл усмехнулся:
— То ли я сам ищу неприятностей, то ли они находят меня.
Джеред молчал. Уилл вернулся к работе, ожидая, что мальчик заговорит снова. А заговорил Джеред о том, что Уилл предпочел бы не обсуждать:
— Мисс Селина дала мне немного денег на колледж.
Настала очередь Уилла молчать в ожидании продолжения.
— Она сказала, что тот, кто передал эти деньги, надеется, что я смогу ими распорядиться с умом.
Последовала напряженная пауза.
— Эти деньги от вас? — наконец спросил Джеред.
— Нет.
— А вы знаете, кто их передал?
— Ты спрашивал Селину?
— Она не говорит. — Джеред нахмурился. — Значит, и вы не скажете.
— Я не имею отношения к этим деньгам. Если бы я знал, от кого они…
— Вы знаете. Иначе так бы и сказали, а не отвечали бы вопросом на вопрос.
— В любом случае я ничего не могу сказать. Я здесь ни при чем, — повторил Уилл.
— Вам нравится мисс Селина? — неожиданно сменил тему Джеред.
Уилл с улыбкой обернулся.
— По—моему, в этом городе сказать, что тебе не нравится мисс Селина, — смертный грех.
Джеред насупился еще сильнее. Уилл отметил про себя, что этот парень явно не любит, когда над ним подшучивают.
— Я серьезно. Она вам нравится как женщина? В смысле секса?
Уилл вставил кирпич и похлопал по нему ладонью, проверяя, ровно ли он лег. Другой рукой он указал Джереду на ведро с раствором.
— Всыпь—ка сюда пару совков песка. В смысле секса, говоришь? Значит, книжки, колледж, отъезд из города — и еще сексом интересуешься?
В Джереде происходила борьба между взрослым мужчиной, которым ему хотелось предстать, и мальчиком, которым он был на самом деле. Ребенок взял верх, и на его щеках выступила краска.
— Тебе нравится какая—то девушка?
Он залил воду в ведро с песком.
— Не—а, — бросил Джеред так небрежно, что поверить ему было невозможно. — Так что же насчет мисс Селины?
— Она моя соседка.
— И?
— И все.
— Понял.
— Послушай, парень, конечно, мне Селина нравится. Она очень красивая. Но она без труда найдет себе кого—то намного лучше, чем я.
Джеред подумал, что Уилл уходит от ответа. Да, мисс Селина может найти кого—нибудь лучше, чем Бомонт. Но это никак не значит, что она не привлекает его. И что она хочет найти другого.
— Вы долго здесь пробудете? — поинтересовался Джеред, наблюдая, как Уилл управляется со следующим кирпичом.
— Не знаю. Это зависит от мисс Роуз.
— Она хорошая. Но мою маму она не любит и мисс Викки тоже. Она говорит, что мисс Викки как воздушный шар — снаружи красиво, а внутри пусто, а разница в том, что воздушный шар можно спустить, а от мисс Викки избавиться невозможно. — Он помолчал, потом решился: — Она тоже была когда—то вашей подружкой?
— Когда мы учились в школе, я несколько раз гулял с ней.
— Только она от вас не забеременела, — мрачно сказал мальчик.
Уилл с раздражением посмотрел на него.
— Извини, Джеред, ты можешь мне не верить, но факты — упрямая вещь, как говорится. Я не твой отец.
Он прошел несколько шагов вдоль галереи, и Джеред последовал за ним, остановившись возле следующей колонны.
— Не знаю, кому верить, — со вздохом признался он. — Но если не вы, тогда кто? Она в то время больше ни с кем не встречалась.
— Зато она занималась с кем—то кое—чем, — проворчал Уилл, — поскольку со мной у нее ничего не было. Ты ее спрашивал?
— Нет.
— Почему?
Джеред поколебался мгновение, потом решил ответить честно:
— Потому что откуда мне знать, правду ли она скажет.
Он увидел в глазах Уилла сочувствие, и ему сделалось не по себе. Он не хотел, чтобы его жалели. К счастью, Уилл ничего не сказал. Он вернулся к работе и лишь через несколько минут заговорил, но уже о другом:
— По—моему, от своей матери я слышал ложь только один раз. В тот день она стукнула меня, и под глазом появился синяк, а вечером она сказала отцу, что я стукнулся о дверь. А вообще она ничего не скрывала. Она открыто говорила, что не хотела иметь ребенка. Она не хотела меня рожать, не любила меня и с нетерпением ожидала того дня, когда сможет от меня избавиться. В последний раз я видел ее сразу после смерти отца. Она сказала, что уезжает, меня с собой не берет и мы с ней больше не увидимся. Меня это не слишком огорчило.
Джеред смотрел, как во дворе крупные капли дождя лупят по лужам. В чем—то ему повезло больше, чем Уиллу. Пусть Мелани была плохой матерью, но она не била его, не обращалась с ним жестоко. Пусть она не могла — не хотела — жить с ним, все—таки она любила его как умела. Пусть она оставила его, но оставила с любящими стариками; он не остался без всякой опоры, как Бомонт.