Те двое снова приблизились к ней.
— Вам не известно, где он может быть?
Селина покачала головой.
— Может быть, он отправился навестить кого—нибудь из друзей?
— У него нет здесь друзей, кроме мисс Роуз и меня.
— Кто это — мисс Роуз?
— Роуз Кендалл хозяйка этого дома и участка. Сейчас она в церкви.
Селина заметила, что говорит слишком резко, должно быть, оттого, что нервничает. В самом деле, трудно сохранять хладнокровие, когда ты в доме одна и к тебе являются незнакомые люди и подвергают допросу.
— А вы…
— Я Селина Хантер. — Она перевела взгляд с одного нежданного гостя на другого. — А кто вы?
Оба посетителя вынули из карманов черные удостоверения и раскрыли их. Худшие подозрения Селины подтвердились. Департамент полиции Нового Орлеана. Селина не запомнила фамилии, только обратила внимание на то, что фотографии соответствуют лицам.
— Вы не можете предположить, когда Бомонт вернется?
Селина покачала головой.
— Тогда мы дождемся его.
На языке у Селины вертелись вопросы, но она сдержала свое любопытство и указала полицейским на стулья на веранде.
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Она вернулась к прерванной работе, но уже не могла сосредоточиться, не могла не обращать внимания на двоих мужчин, сидящих в десяти футах от нее. Нервы ее были настолько напряжены, что она мгновенно выпрямилась, услышав за спиной какой—то звук. Из леса показался Уилл.
— Что, Сели, опять прогуливаешь церковь? Что так? Пытаешься слезть с пьедестала, на который тебя возвели добрые граждане?
— Где ты был? — резко спросила Селина, пропуская мимо ушей очередную насмешку.
— На площадке, проверял, что сделано.
— Тебя ждут двое полицейских.
Безмятежное выражение сразу исчезло с его лица. Человеку, который не знал Уилла, не верил бы ему, такая реакция могла показаться признаком виновности. Но Селина слишком хорошо его знала, чтобы так подумать.
Селина провела его на веранду. Полицейские поднялись и вновь предъявили удостоверения.
— Вы Билли Рей Бомонт? — осведомился брюнет.
— Уилл Бомонт.
— Ваши друзья называют вас Билли Реем.
— Люди, которые знали меня в детстве, — да. — Он глянул на Селину и отступил чуть в сторону. Лицо его было непроницаемо. — Сели, если можно…
Она закусила губу, взглянула на полицейских, потом снова на Уилла.
— Я… Я пойду в дом.
Она ушла, хотя и очень неохотно. Ей вовсе не хотелось сидеть в комнате и воображать самое худшее, хотя вполне возможно, что этот визит представителей власти вовсе ничего плохого не означает. В конце концов, Уилл много лет не был в Новом Орлеане, так какие обвинения может ему предъявить полицейский департамент этого города?
Она тихо прикрыла за собой дверь. Уилл дождался ее ухода, после чего обратился к полицейским:
— В чем, собственно, дело?
— Мелани Робинсон.
Посетители вновь опустились на стулья, а Уилл уселся напротив.
— А что с Мелани?
— Вы с ней знакомы? — вопросом на вопрос ответил полицейский.
— Разумеется. — Ему не было смысла лгать полиции, так как в Гармонии найдется как минимум тысяча добропорядочных граждан, которые с радостью расскажут правду. — У нее какие—нибудь неприятности?
— Вроде того, — кивнул блондин. — Она мертва. Она была убита на прошлой неделе в своей квартире. В ходе расследования всплыло ваше имя.
Перед Уиллом встало лицо Мелани, усталое, все еще сохранявшее следы былой красоты. Эта женщина не сомневалась, что добьется своего, начнет наконец ту жизнь, о которой мечтала.
А теперь Мелани нет в живых.
Нет в живых.
Как же безнадежно…
— Что связывало вас с Мелани?
Уилл ответил, осторожно подбирая слова:
— Когда мы учились в школе, то некоторое время встречались. Потом она забеременела и заявила, что я отец ребенка.
— Вы утверждали обратное.
Утверждал? Это слово заранее предполагает бесчестность. Вот к Мелани его можно отнести.
— Я не был отцом ребенка.
— Это можно проверить научными методами.
Естественно, Уилл об этом знал. Но к чему делать эти анализы? Мелани уже не суждено признать свой обман, а без ее признания многие обыватели откажутся считать результат каких—то там генетических тестов со сложными названиями неопровержимым доказательством.
— Верно ли, что не так давно Мелани приезжала к вам?
Пока вопросы задавал только блондин, а его черноволосый спутник лишь внимательно слушал.
— Верно.
— Постарайтесь припомнить, когда именно это было.
Уилл помнил точную дату — и не потому, что визит Мелани имел для него столь большое значение. Просто два дня спустя они с Селиной занимались любовью под жарким июньским солнцем.
— Две с половиной недели назад. В четверг.
— Она требовала денег?
Интересно, с кем эти люди уже успели поговорить? С родителями Мелани? Возможно. И с друзьями Мелани в Новом Орлеане. Мелани любила поболтать. За всю свою жизнь она свято сохранила только одну тайну — тайну своего любовника, отца Джереда.
— Нет, — решительно сказал Уилл. — Она не просила у меня денег. Она приезжала… не знаю зачем. Поговорить. Попросить прощения.
— Своим друзьям в Новом Орлеане она сказала, что поедет сюда, чтобы встретиться с отцом своего ребенка и получить от него деньги. Крупную сумму. Ее родители сообщили, что в Гармонии она встречалась только с вами.
— Ее родители заблуждаются. Она должна была встретиться с кем—то еще. — Уилл усмехнулся. — Я в городе недолго. До приезда сюда я сидел в тюрьме в Алабаме. У меня денег нет. Когда мы с ней встречались, у меня не было работы. Тридцать, может, тридцать пять долларов — вот все мое состояние.
Наступило молчание. Подумав, Уилл отбросил гипотезу о том, что его подозревают в убийстве. Полицейские много раз просто задавали ему вопросы и много раз допрашивали его, подозревая в преступлениях, и он хорошо знал разницу.
— При встрече с вами она рассказала что—нибудь о своих намерениях?
— Она сказала, что пойдет к отцу Джереда и опять получит деньги.
— Опять?
— Мелани рассказала, что он ей уже платил. Я не стал спрашивать, когда именно. По всей видимости, это произошло, когда она была беременна и возложила вину на меня. Его имя она мне открыть отказалась.
— Значит, ей заплатили за молчание, — предположил светловолосый полицейский.
Уилл кивнул.
— Что она собиралась делать, получив деньги?
— Уехать из Луизианы и начать новую жизнь на новом месте. Осуществить свои мечты.
Снова наступило молчание, которое нарушил на этот раз брюнет: