Бл. Августин, как известно, был душой карфагенских соборов, которые отстаивали свою свободу против римской централизации. Но в его сочинениях есть оттенки, которыми могли бы воспользоваться папы. Сторонники Рима с удовольствием читают слова Августина: римская церковь, в которой «всегда процветало первенство апостольского престола» (semper apostolicae cathedrae viguit principatus). Возникает вопрос: как возможна у такого ума, как ум бл. Августина, такая непоследовательность? Это объясняется тем, что в древности в полемике часто допускалась излишняя широта взгляда, допускалось то, что не было бы допущено при положительном проведении учения. Бл. Августин пользовался с большим высокословием (μεγαλοφωνία) авторитетом Рима, когда нужно было направлять речь против сектантов. Особенно часто защитники папизма истолковывают в пользу своих воззрений его изречение по поводу дела о пелагианах. Августин рассказывает своей пастве, что сделано в церкви в отношении к пелагианам [sermo 131]. Составлены два собора; их постановления отправлены ad sedem apostolicam; получены оттуда rescripta. Таким образом «causa finita est» — «дело кончено»; «uti–nam aliquando error finiatur» [71]. В позднейшее время пред «causa finita est» прибавлено: «Roma locuta est», «Рим сказал — и дело кончено». Как будто Риму принадлежит последнее слово, и как будто выражается в этих словах принцип, а не отдельный факт. Таким образом, первая посылка римско–католических воззрений далеко не прочна.
2) Вторая посылка также не отличается особенной прочностью. Если Христос и учредил принципат, даровав особые полномочия Петру, то на все ли времена, или как личную прерогативу апостола Петра? Всякий понимает, что проверить этот тезис святоотеческими мнениями трудно. Отцы и учители редко имели повод высказываться относительно пределов этого преимущества. Поэтому совершенно случайным является, что по этому вопросу подан один голос, и этот голос принадлежит Тертуллиану в его сочинении о целомудрии (de pudicitia с. 21). Как известно, это сочинение было вызвано тем, что римский епископ произвел ослабление древней практики в отношении к согрешившим плотскими грехами. «А по поводу твоего приговора я спрошу, откуда ты взял такое право в решении церковных дел? Кто ты, что ниспровергаешь и изменяешь самоочевидное намерение Господа, который предал это лично (personaliter) Петру? На тебе, сказал, созижду церковь Мою, и дам тебе ключи, а не церкви, и которых ты разрешишь или свяжешь, а не которых разрешат или свяжут». Таким образом, допуская, что ап. Петр занимал в кругу апостолов чрезвычайное положение, нельзя отсюда выводить преимуществ римской церкви, так как со смертью Петра эти преимущества, как думает Тертуллиан, и окончились.
3) Третий вопрос: действительно ли эти преимущества усвоены по преемственному наследству римской кафедре? По методу остатков его можно решать в пользу римской церкви. Римский епископ, как преемник ап. Петра, пользуется и его преимуществами. Вопрос сводится к тому, был ли ап. Петр епископом Рима? Следует признать, что те протестанты, которые говорили, что ап. Петр никогда не был в Риме, неправы и [слишкомстрадают недостатком консерватизма, потому что предание о пребывании и смерти Петра в Риме стоит твердо, и отвергать его значило бы перестроить всю историю церкви. Евсевий, с другой стороны, ничтоже сумняся, предполагает, что ап. Петр 25 лет епископствовал в римской церкви и здесь умер мученической смертью. Но в настоящее время для всякого, прошедшего сносную историческую школу, ясно, что это легендарное сказание.
Здесь выдвигается еще вопрос, можно ли апостолов считать епископами местных церквей. В этом случае ап. Петр являлся бы епископом церквей всех тех городов, где он проповедовал. Он действовал и в Антиохии, где он встретился с ап. Павлом; следовательно, Петр и антиохийский епископ. Являются две кафедры Петра. С какой же соединены чрезвычайные преимущества? Если с той, к которой относится более продолжительное пребывание апостола, то в Св. Писании нет указаний на продолжительное пребывание ап. Петра в Риме. Вопрос о вавилонской церкви является таким, который никогда не может найти себе удовлетворительного разрешения. Предание о кончине в Риме можно понимать в том смысле, что он явился сюда только перед кончиной. Апостол Павел считает себя обязанным сделать нечто и для Рима, а он держится такой тактики, чтобы не создавать на чужом основании. Ставится вопрос, через чье посредство — Петрово или Павлове — занесено христианство в Рим. Преемство римского епископа на кафедре Петра является, таким образом, довольно условным. История не усматривает достаточных оснований считать римского епископа преемником ап. Петра. Древние церковные писатели не выделяли Петра, как единственного основателя римской кафедры, а подчеркивали, что римская церковь основана двумя апостолами. Вводя Павла, они уничтожали римские претензии. Риму стоило больших хлопот заставить забыть, что в основании римской кафедры участвовал и Павел. А Златоуст представляет антиохийского епископа преемником ап. Петра в смысле отнюдь не менее возвышенном, чем в каком мог так назвать себя римский епископ.
Что касается самих римских первосвященников, то они при всяком удобном случае стараются напомнить, что они — преемники ап. Петра, князя апостолов, и им принадлежит право и обязанность очень широкого блюстительства в делах церковных. Сирикий (f 399) писал в Испанию, что он имеет больше, чем все другие, ревность о христианской вере, major cunctis zelus, и носит тяжести всех; но он верует, что в лице его носит их и ап. Петр, который поддерживает своих наследников во всех делах их управления. Иннокентий (f 417) напоминает итальянским епископам, что они во всем должны следовать римской церкви и только ей одной; она основана князем апостолов и верно хранит все его предания; что епископы поступают правильно, когда доносят о церковных делах ему, как главе и вершине епископства (ad nos quasi ad caput atque ad apicem episcopatus referre). Свои фактические преимущества они основывают именно на преемстве ап. Петра. Они не могли игнорировать, конечно, что своим высоким положением они много обязаны гражданскому значению Рима; но зато они постоянно доказывают, что политический момент в церковных делах имеет второстепенное значение. И вопреки существовавшей на востоке практике, они нимало не заботились о том, чтобы согласовать церковное деление провинций с гражданским. В их отношениях к другим епископам проглядывал известный церковный аристократизм, потому что они обращали внимание не на апостольское происхождение церквей, а на их происхождение от князя апостолов Петра, и с этой точки зрения расположены были смотреть как на равных себе лишь на епископов александрийских и антиохийских, оставляя за собой то преимущество пред антиохийской церковью, что она имела Петра своим епископом как бы на перепутье, а Рим — при самом завершении его земного подвига. Эти воззрения со всей ясностью высказываются в переписке Иннокентия с Александром антиохийским, и бесспорно, сообщают римской теории церковного строя величавый и устойчивый характер, какого не могло иметь фактически более правильное представление о нем на востоке. В общем папская теория высказывается здесь еще весьма скромно и прикровенно.
Все эти незаконченные мысли и выражения о первенстве епископа римского получают, наконец, завершение в замечательно ясной, сильно выраженной и полной системе первого doctor ecclesiae на римской кафедре, Льва Великого (440—461). Это учение излагал он, главным образом, в своих церковных проповедях, произносимых им die natali ipsius (в день его хиротонии) пред собранием итальянских епископов. Некоторые места повторены в этих словах буквально. Вот главные пункты этого учения.
1. Апостол Петр а) есть princeps всего чина апостолов, превосходящий всех других и по власти (при равенстве чести и избрания — par electio, in similitudine honoris — между апостолами было и quaedam discretio potestatis (некое различие власти)). Опасность падения угрожала всем апостолам, но Христос особенно, proprie, speciali cura (с особой заботой), молится о Петре: пребудет непоколебим princeps apostolorum, — и твердость других обеспечена в его твердости, б) Ап. Петр есть основание всей церкви. Он сам опирается на несокрушимую крепость единого основания, Христа, но эта твердость, свойственная Христу рго–pria potestate (по собственной власти), сообщается Петру partici–patione (по причастности). Петр воспринят в теснейшее общение нераздельного единства со Христом — in consortium individuae unitatis assumptus — и представляет посредство между Христом и всей церковью. Связанный с последней как голова с телом, он в себе сосредоточивает благодатные дары, которые только через него нисходят и на самих апостолов. Полнота благодати и власти изобильно сообщается вполне прежде всего Петру, и уже через него, как главу, органически переливается, manat, и на все тело церкви, в) Таким образом, Петр есть totius ecclesiae princeps [72], primas всех епископов. Ему вверено попечение о всех овцах, на него возложены заботы, sollicitudo, всех пастырей церкви.