репутацию — старшие братья и дядья имеют мощный стимул не только поколотить своих заблудших младших родственников, но и оставить на них видимые следы побоев, чтобы другие кланы заметили их и удостоверились, что провинившиеся были наказаны. Напротив, если кто-то из
другого клана хотя бы накричит на вора или нескромницу, это создаст проблему, которая может вылиться в насилие. Наказание или даже просто критика члена клана кем-то посторонним может оказаться оскорблением для всех его членов. Напротив, в обществах со слабым родством незнакомцы могут критиковать друг друга как отдельные личности, указывать на нарушения и даже при необходимости вызывать полицию, не рискуя столкнуться с местью за оскорбление чести со стороны всей расширенной семьи нарушителя норм. Короче говоря, хотя применение насилия обычно не допускается, люди в обществах без интенсивного родства с готовностью порицают нарушителей норм, даже если они незнакомы. Назовем это
контролем третьей стороны за соблюдением норм.
Обратите внимание на разницу в видах наказания. В обществах, основанных на интенсивном родстве, вы можете наказать члена своей собственной группы, чтобы сохранить ее репутацию, или отомстить другой группе за проступок против вашей группы. Но вы никогда не будете вмешиваться в отношения между посторонними, и вы будете раздражены, если кто-то посторонний сунется в ваши дела. Например, вы не станете встревать, если увидите, как один незнакомец крадет у другого: вы просто предположите, что это очередной этап конфликта между двумя семьями. Напротив, в обществах со слабыми семейными связями месть не одобряется и уж точно не способствует сохранению чести или статуса. Однако люди там полагают, что поставить подножку убегающему от полиции карманнику или силой помешать незнакомому мужчине избить жену — это уместно или даже достойно восхищения. Когда дело доходит до наказания незнакомцев или не членов группы, мы должны различать контроль третьей стороны за соблюдением норм и действия по мотивам мести. И то и другое может считаться благородным и нравственным в своей культурной среде.
Работая с описанной выше игрой в общественные блага, Херрманн, Тёни и Гэхтер наткнулись на эти различия в мотивации наказания. В дополнение к уже обсужденному эксперименту они также создали другую его версию, которая давала каждому игроку возможность наказывать остальных участников. В каждом раунде ИОБ теперь появлялась дополнительная стадия: после завершения внесения средств в групповой фонд игрок видел суммы, выделенные другими участниками, и имел возможность заплатить, чтобы (анонимно) отобрать деньги, оставшиеся у кого-то из остальных. Если точнее, за каждый доллар, который человек платил со своего собственного счета, экспериментатор забирал три доллара у того игрока, на которого указывал платящий.
Когда этот эксперимент проводят с участием людей Запада, такая возможность наказания сильно способствует кооперации. Некоторые представители Запада наказывают паразитов, а эти прижимистые участники в ответ вносят больше денег. Раунд за раундом готовность людей наказывать других увеличивает взносы в групповой фонд наряду с суммарным доходом группы. В конечном итоге возможность наказания со стороны других участников приводит к более высоким общим выплатам[345].
Однако в университетах Ближнего Востока или Восточной Европы мы видим совершенно иную картину. Да, некоторые участники тут тоже наказывали других игроков, делавших незначительные взносы. Но наказанные участники в последующих раундах часто принимали в ответ меры возмездия, очевидно стремясь отомстить, и отбирали деньги у тех активных плательщиков, которые, как они подозревали, наказали их. Конечно, эксперимент был спланирован так, чтобы усложнить им задачу: наказания применялись анонимно. Это, однако, никого не пугало: раззадоренные экономные плательщики все равно вслепую били по активистам, наказывая их в более поздних раундах. Оказывается, это явление типично для всего мира, но настолько редко встречается среди студентов из обществ Запада, что изначально его игнорировали как элемент случайности, присущей человеческому поведению. Последствия такой реакции возмездия иногда были настолько мощными, что желание наказать соперника полностью затмевало способствующий кооперации эффект возможности контролировать и подвергать взысканию друг друга[346].
Склонность людей к этим двум типам наказания сильно коррелирует с интенсивностью родства. Самый простой способ проанализировать эти закономерности — взять для каждой популяции число случаев контроля третьей стороны за соблюдением норм (когда участники наказывают тех, кто вносит меньше, чем они), а затем вычесть его из числа случаев возмездия (когда участники наказывают тех, кто вносит больше, чем они). Как и ожидалось, чем выше в стране интенсивность родства, тем чаще люди там прибегают к наказанию по мотивам мести по сравнению с контролем третьей стороны за соблюдением норм[347].
Рис. 6.12. Корреляция между размером среднего за 10 раундов взноса (как доли от выделенных участникам средств) в ИОБ с наказанием и (A) индексом интенсивности родства или (Б) частотой кузенных браков. Частота кузенных браков отложена на логарифмической шкале
Эти различия в мотивации наказания приводят к еще большим различиям в размерах взносов в групповой фонд в ходе многих раундов. Чем выше в стране ИИР или частота кузенных браков, тем ниже средний за 10 раундов взнос в ИОБ с наказанием (рис. 6.12). Размер среднего взноса меняется от 40 % выделенных участникам средств в странах с наиболее интенсивным родством вроде Саудовской Аравии или Омана до 70–90 % в странах с самыми слабыми семейными связями, таких как США или Швейцария[348].
Эти данные содержат в себе серьезный урок. Добавляя в правила ИОБ возможность наказывать других членов группы, экономисты полагали, что нашли способ добиться высокого уровня кооперации между людьми. Но эта «законодательная мера» лучше всего сработала для людей Запада, потому что с психологической точки зрения она соответствует их мотивациям, ожиданиям и мировоззрению. Напротив, в незападных популяциях введение возможности наказывать других участников ИОБ обернулось катастрофой, потому что даже в лабораторных условиях провоцировало замкнутый круг актов возмездия. Этим популяциям было лучше без этой конкретной «законодательной меры». Урок тут прост: управленческие решения и формальные институты должны соответствовать культурно-психологическим характеристикам рассматриваемого общества.
Значение намерений в моральном суждении
Интенсивные институты, основанные на родстве, сплачивают сообщества при помощи коллективной идентичности, коллективной собственности, коллективного стыда и коллективной ответственности. В этом мире сосредоточенность на намерениях или других психических состояниях человека может быть менее важна или даже контрпродуктивна. Многие стороны жизни так полно определяются социальными нормами и надзором со стороны других, что догадки о частных представлениях или намерениях людей не очень помогают при прогнозировании их поведения. Вместо этого полезнее знать их положение в обществе, союзников, долги и обязательства. Точно так же важность намерений при вынесении моральных или правовых суждений зависит от отношений между вовлеченными в конфликт сторонами. Если