и буржуазной демократией, а Кромвель прекрасно понимал, что для успешного завершения революции необходимо как можно скорее и решительнее разделаться с короной.
Для секты левых, то есть для левеллеров, казнь Карла имела куда большее значение. Она служила символическим актом справедливости, апокалиптическим деянием, приближавшим «пятое царство», царство святых.
Это немедленно означало господство армии как партии революционной мелкой буржуазии. Левеллеры, уже выражавшие свои политические идеи в более светских терминах, видели в этом лишь прелюдию к более демократической системе и, возможно, к социальной революции.
А для Кромвеля и грандов казнь была кульминацией развития революции и началом периода стабилизации.
4. Левеллеры
Через несколько недель после казни Карла волнения левеллеров стали еще сильнее. Кризис второй гражданской войны вынудил Кромвеля пойти на явные уступки в пользу левых, укрепить статус их лидеров и предоставить им такую свободу в высказывании своих идей, какой они никогда прежде не пользовались. В 1648 г. комитетом, в состав которого входили Лилберн и еще три лидера левеллеров, четыре высших офицера армии и четыре индепендентских члена парламента, был переиздан в несколько измененном виде текст «Народного соглашения».
«Соглашение» являлось выдающейся программой, во многом предвосхитившей хартию двух столетий спустя. Оно требовало проведения выборов в парламент каждые два года и свободного участия в выборах всех мужчин, достигших двадцати одного года, за исключением тех, кто работал по найму. Оговорка, возможно сделанная для того, чтобы заручиться поддержкой армейских офицеров и индепендентов, лишний раз напоминает о том, что движение левеллеров было движением мелкой буржуазии, мелких самостоятельных хозяев и на самом деле являлось не таким уж недемократичным, как казалось. Класс наемных рабочих, хотя и представлял собой уже, пожалуй, половину населения, еще не начал проявляться как политическая сила; работающие по найму люди рассматривались как слуги богатых, и поскольку они находились под влиянием своих хозяев, то высказывалось опасение, что они будут голосовать по их указке. Лишение их избирательных прав воспринималось, таким образом, как мера, необходимая для того, чтобы помешать их работодателям добиться неправомерного влияния в парламенте, поэтому можно считать, что такое ограничение было вполне справедливым. В числе других основных пунктов «Соглашения» была полная веротерпимость, демократический контроль над армией, полки которой надлежало вербовать в определенных указанных районах, а офицеров избирать населением, отмена десятины и всех прочих налогов, за исключением поимущественного.
Принятие в принципе «Соглашения» Кромвелем и грандами стало наивысшим подъемом английской революции. Хотя движение левеллеров и предвосхищало требования чартистов XIX в., в XVII в. оно не имело твердой поддержки. Это было движение обреченного класса, класса независимых фермеров, которые, за исключением немногих счастливцев, на протяжении двух последующих столетий медленно были раздавлены ростом крупного капиталистического сельского хозяйства. И хотя они пытались протянуть руку городским ремесленникам, особенно в Лондоне, эта попытка служила лишь началом их вступления в массы наемных рабочих. Мы не можем не восхищаться мужеством и неиссякаемой энергией левеллеров и не сочувствовать их борьбе за демократическую республику, однако мы видим теперь, что их роль, подобно роли якобинцев во времена Французской революции, состояла лишь в том, чтобы довести движение до таких рубежей, которые невозможно было долго удерживать, но даже их временный успех способствовал всеобщему прогрессу. Для столь радикального, крайне левого пути развития революции еще не было социальной базы: это обстоятельство служит историческим оправданием усугубившегося консерватизма Кромвеля и ему подобных, которое воспринималось как предательство его более демократически настроенными сторонниками.
И когда мы мысленно прислушиваемся к историческим дебатам армейского совета, происходившего осенью 1647 г. в церкви в Патни, наш разум расходится с нашими симпатиями. Но даже и разум, в конце концов, готов согласиться скорее с Рейнсборо, который защищал «Соглашение» исходя из человеческих прав и социальной справедливости, чем с формальной декларацией Айртона, заявившего: «Все, о чем я говорю, вызвано тем, что я знаю толк в собственности… Ибо в данном случае она есть наиважнейшая часть конституции королевства; и если вы уничтожите ее, вы тем самым уничтожите все».
Весь трагизм положения, как и в любой буржуазной революции, заключался в том, что практической реальностью был этот узкий легализм защитников собственности, а не предвидение тех, кого революция пробудила вступить в борьбу за человеческую свободу и права эксплуатируемых.
Вскоре стало ясно, что Кромвель и парламентские индепенденты намереваются оставить «Соглашение» только на бумаге. Марионетки короля исчезли, и в политике правительства появилась новая решимость и энергия, затрагивавшая вопросы земли, торговли и внешних сношений; однако ни «Охвостье», ни офицерство не намеревались проводить социальную революцию. Для исполнительных функций был создан временный орган – Государственный совет. Возмущенные левеллеры покинули комитет, который занимался до этого созданием формулировок «Соглашения». Лилберн, Овертон и другие руководители были арестованы, допрошены перед Государственным советом, а затем заключены в Тауэр. В Лондоне, где левеллеры пользовались большим влиянием, вспыхнули беспорядки и протесты. Десять тысяч подписей было собрано в течение нескольких дней под петицией, требовавшей освобождения Лилберна. Вслед за нею последовала другая петиция, которую подписали исключительно женщины и сами же вручили ее.
Брожение охватило также и армию, и, когда Государственный совет решил отправить наиболее недовольные полки в Ирландию, некоторые из них отказались выполнить приказ. В апреле вспыхнуло восстание в одном из драгунских полков Лондона, которое, однако, было подавлено преданными правительству войсками, окружившими полк и разоружившими его. Один из мятежников, Роберт Локкер, был отдан под суд и расстрелян по приговору военного трибунала, а его похороны вылились в небывалую по масштабам того времени массовую демонстрацию. Тысячи граждан в своих пуританских шляпах с лентами морского цвета, цвета левеллеров, шествовали за гробом.
Лилберн в открытом письме из Тауэра заявил, что «для любого генерала или военного совета есть измена и убийство казнить любого солдата в мирное время по закону военного времени». Это письмо, опубликованное вслед за казнью Локкера, немедленно вызвало восстание еще в большем масштабе. Четыре полка взбунтовались в Солсбери, а двести человек из переброшенного в Оксфордшир полка, в котором служил Локкер, отказались выполнять приказы начальства и выбрали себе нового командира, некоего капитана Томпсона, брат которого был одним из лидеров бунтовщиков в Солсбери. Последние двинулись на север с тем, чтобы соединиться с восставшими в Оксфорде, полагая, что восстание имело там более широкий размах, чем это было на самом деле. Им пришлось переправиться через Темзу, после чего оба отряда встретились близ Берфорда. Здесь они разбили на ночь лагерь. Посланные Кромвелем вслед им войска, которые покрыли расстояние в девяносто миль за два дня и которых мятежники никак не ожидали, захватили их врасплох, пока они еще спали. После короткого