Река затопила берег с флоридской стороны. Там, где некогда ширина достигала тридцати метров, теперь было все восемьсот. Я вспомнил фотографии Эверглейдс [3]. Учитывая мой опыт на реке и некоторые познания о том, куда в принципе девается дождевая вода, я понимал, что большая ее часть скатилась в реку. И это будет продолжаться еще сутки. К утру река станет неузнаваема. Даже для меня. Чем дальше мы плывем, тем быстрее будет течение. То есть я не смогу судить о проделанном расстоянии по знакомым вехам. Придется положиться на волю течения.
Мы вполне могли проходить до восьми миль в час. В условиях реки это все равно что преодолеть звуковой барьер. Я понимал, что из-за паводка наверняка перекрыли мост на шоссе № 17, и это хорошая новость. Оставалась только эстакада на 1-95. Если мы сумеем проскользнуть, то победим. Я знал, что повсюду расставлены люди, которые высматривают нас, но решил пока не думать об этом. Мы можем плыть под покровом ночи — вероятно, у нас есть шанс, учитывая количество мусора на воде.
Конечно, мусор нам мешал. Поскольку каждую минуту вода прибывала, она подхватывала ветки и всякий хлам и тянула на быстрину. Если мусор попадал в водоворот, он скапливался и превращался в сплошной лабиринт размером с футбольное поле. Он мог нас замаскировать, но заодно и скрывал поверхность воды. Если каноэ перевернется и уйдет под воду, сомневаюсь, что нам удастся всплыть.
Мы плыли уже два часа, когда я услышал звук мотора.
На берегу со стороны Джорджии росли восемь пальм. Деревья были старые, их ветви касались воды. Я завел лодку под них и сломал две ветки так, что они сомкнулись у нас за спиной. Два катера промчались вверх по реке, освещая берега и воду. Огни прошли над нами, но деревья скрыли нас. Катера исчезли, поднятая ими волна качнула каноэ, и я вывел лодку из укрытия. Ситуация усложнялась.
За час до рассвета мы миновали Куперс-Нек-Роуд, но из-за темноты и паводка сказать наверняка было трудно. Мы увидели крышу баптистской церкви Маунт-Хореб. Она тоже ушла под воду, за исключением купели. Сложенная из бетонных блоков, выкрашенная в белый цвет и окруженная металлическим ограждением, купель стояла на высоком холме. Вокруг плавали утки.
Последние несколько часов я греб почти не переставая. Река изменилась за ночь, я ее не узнавал. Я изо всех сил старался направлять каноэ носом вниз по течению, но через какое-то время сила реки меня переборола. Я выдохся.
На рассвете мы миновали пристань в «Белых дубах» и проскользнули у противоположного берега, наверстав потерянные километры. Половодье свело на нет влияние прилива. Я даже не мог понять, прилив это или отлив, потому что река переполнилась. Обычно на болотной траве остается черное пятно, которое указывает уровень прилива, но сейчас вода стояла выше любой отметки.
Я не сомневался, что мы благополучно минуем все десять километров заповедника, но нас подстерегали еще две преграды. Мосты на шоссе № 17 и на 1-95. Сенатор неглуп.
Он наверняка поставил полицейских на обоих мостах. Возможно, и репортеров тоже. Если нам повезет и мы проскочим под первым мостом, то через восемь километров достигнем второго, более крупного. Мост на 1-95 высокий, так что наблюдатели заметят нас задолго до того, как мы приблизимся. И потом, река там шире, а берег — сплошная грязь, болото и устричные залежи. Негде спрятаться и отдохнуть. Нам придется держаться посередине — а значит, выставить себя на всеобщее обозрение.
Но в тридцати двух километрах оттуда — Седар-Пойнт. Я был уверен, что сенатор уже получил письмо Эбби и теперь ждал в городке Сент-Мэрис нашего появления. Может, даже в Седар-Пойнт, если сумел его найти. Я так устал, что мне было все равно.
Сидя в каноэ и глядя на воду, с веслом в руках, я понял, что это даже не усталость. Я адски измучился. Отчего-то все случившееся выбрало именно эту минуту, чтобы навалиться на меня. Я впервые вспомнил о револьвере за поясом с иной целью, нежели самозащита.
Я столько раз хотел рассказать Эбби. Объяснить, каким образом Хизер попала в мою комнату и что было дальше. Но я убеждал себя, что лучше жене не знать. Если, конечно, отец уже ее не просветил. В таком случае Эбби сомневается во мне, и мы играем в кошки-мышки, кусая друг друга за больное. Но если сенатор промолчал, а я теперь признаюсь, для Эбби это будет полной неожиданностью — я нанесу ей новую рану. Выбор непростой.
— Эбби…
Она приоткрыла глаза и улыбнулась.
— Эй…
— Мне нужно кое-что тебе рассказать.
Она покачала головой:
— Не нужно.
— Но… ты должна знать, что…
Эбби открыла глаза. Они были налиты кровью. Она снова покачала головой и приподняла руку.
— Ты имеешь в виду Хизер?
— Ты знаешь?
Эбби кивнула.
— Хизер была у меня. Она все рассказала. И попросила прощения. Потом мы выплакались. Она сказала, что для нее ты… — Эбби опустила голову на руки и подтянула колени к груди, — олицетворение идеального мужа. — Она сглотнула, взяла меня за руку и положила ее себе на грудь.
— Милая…
— Досс, ты никогда не делал мне больно, — с трудом шепнула Эбби. — Никогда.
На берегу с флоридской стороны задом к реке стоял большой «форд». Стриженный ежиком парень, болтая ногами в воде, ловил рыбу. На песке дымился костер, над которым коптилась добыча. Вокруг бушевал потоп, а парню, кажется, было наплевать — точь-в-точь как мне двадцать лет назад.
Он пил колу, жевал печенье и слушал старую песню Кейта Уитли — «Когда ты молчишь». Одна из наших любимых песен.
Эбби тоже ее услышала. Она зашевелилась и принялась постукивать пальцем по борту каноэ. Я помахал парню и подвел лодку ближе к берегу.
— Поймал что-нибудь?
Он кивнул и указал на огонь, а потом сдвинул шляпу на затылок и смерил меня взглядом.
Я причалил и вынес Эбби на берег, У нее снова пошла кровь, поэтому она сняла с головы платок и вытерла нос. Лицо у парня тут же переменилось. Он полез в багажник и протянул мне содовую. Я поднес бутылку к губам Эбби, она отхлебнула и улыбнулась.
— М-м-м… хорошо.
Парень поковырял в зубах соломинкой и шепотом спросил:
— Ты тот парень, которого показывали по телику?
Опухоль на левом глазу у меня еще не сошла.
— Да.
— А ты не такой уж опасный.
— Мне тоже так кажется.
— Видел катера?
— Да.
— Наверное, искали тебя. — Он взглянул в сторону шоссе № 17. — Говорят, на мосту полиция. Я слышал вертолеты, но далеко отсюда.
Я кивнул и задумался.
— У тебя есть план?
— В общем, нет.
— Знаешь Миллерс-Крик?
Миллерс-Крик течет к югу от шоссе, через болото, и ныряет под мост с флоридской стороны. Но когда мост достроили, то строители сбросили в реку остатки арматуры и бетона, укрепив тем самым подножие, но перегородив Миллерс-Крик. Я кивнул.