(1927, № 5, май). В 1941 г. Андреев был арестован и, по-видимому, расстрелян или погиб в ГУЛАГе.
В Пекине
В 1913 году мне впервые пришлось побывать в Китае и именно в Пекине, бывшем в то время резиденцией первого президента Китайской республики, Юань Шикая, а до этого времени – резиденцией бывшей Маньчжурской династии, Пекин был тогда и столичным городом, и главным политическим центром, чем номинально он продолжает считаться и теперь. В 1913 г. Китай только еще делал первые робкие шаги на пути своего обновления; и если это обновление начинало заметно проявляться в Шанхае и др. приморских городах, то в Пекине оно было мало приметным. Изредка на улицах Пекина можно было увидать китайца без косы, или китайца, одетого в европейский или полуевропейский костюм, или китайца, едущего на велосипеде, во всем Пекине имелось 2–3 автомобиля. Трамвая не было. Еще крепко соблюдались между китайцами туземные обычаи приветствий; еще мал был спрос на предметы, принятые в обиходе европейской жизни; европеец, встречавшийся на улице, все еще вызывал любопытство окружающих китайцев; повсюду в изобилии попадались на глаза неуклюже ковыляющие на своих испорченных ногах китаянки. Громоздки и неуклюжи были те тележки, на которых рикши возили людей… И вместе со всем этим шумливее, оживленнее был в то время Пекин… Четырнадцать лет прошло с тех пор, а как сильно изменился Пекин! Правда, он и теперь еще продолжает оставаться грязным, вонючим и пыльным; правда, в нем еще и теперь мало санитарии и гигиены, – но не в этом дело.
Еще не так давно Пекин делился на три части: императорскую, маньчжурскую и китайскую; каждая из этих частей огорожена еще и теперь могущественной стеной, имевшей своим назначением закрывать императорскую часть от взоров простых смертных, а китайскую и маньчжурскую части разделять между собой, дабы благородная кровь маньчжуров не смешивалась с кровью побежденных китайцев. Но уже давным-давно стена, отделявшая китайцев от маньчжуров, потеряла свое истинное назначение и осталась только как немой памятник; теперь дело дошло до того, что маньчжуры совсем забыли свой язык и настолько ассимилировались с китайцами, что живут почти той же самой жизнью, какой живут и китайцы.
Стена же, огораживающая бывшую императорскую часть города, иначе именуемого «запрещенным городом», окончательно потеряла свое значение только с падением Юань Шикая. Китайцы-очевидцы рассказывают, что после открытия некоторых проездов императорского города для удобства сообщения между западной и восточной частями Пекина первое время прохожие робко и боязливо шли или ехали через эти проезды, всякую минуту ожидая быть схваченными и сурово наказанными за святотатство. Но теперь уже не то: и рикша, и кули, и уборщик помойных ям смело пользуются этими проездами наряду с чиновниками и именитыми купцами.
Опустел бывший императорский город; не подъезжают к нему в паланкинах и верхами сановники в причудливых костюмах; он медленно порастает мхом и травой; разрушаются многочисленные дворцы, порталы, беседки, кумирни; пустеют постепенно внутренние покои и хранилища дворцов: каждый новый временный резидент старался и старается взять себе «что-нибудь на память». Теперь в этих помещениях устроен музей из остатков бронзы, фарфора, картин, нефритовых печатей и пр.; еще и теперь можно видеть весьма старинные и редкие произведения искусства, но их не особенно много, да и ценность этих произведений уж не так велика, так как более ценное «хранится» в других, более «надежных» руках.
По мере того как терялось значение бывшего императорского города, падали и беднели и прилегающие к нему улицы и целые районы; там, где некогда были десятки магазинов и сотни лавчонок, обилие харчевен, трактиров и постоялых дворов; где некогда стоял шум тысяч голосов людей, лошадей, мулов и ослов, – там теперь все тихо и пусто. Придворная прислуга разбрелась в разные стороны, а с ними исчез и покупатель из бесчисленных местных лавчонок; челядь не ожидает уже своих господ и не идет проводить время в трактиры и харчевни; сановники не спешат в магазины за подарками, чтобы задобрить и расположить к себе приближенных государя, – и вот и сам дворец, и прилегающие к нему улицы затихли, опустели…
За это же время происходили перемены и в других частях Пекина: в одних из них то же запустение, а в других – оживление; а в целом Пекин, особенно в ночное время, когда замирает уличная жизнь и когда только слабо мерцают в темноте электрические фонари, имеет вид нашего захолустного уездного и не более как губернского города. Маленькие одноэтажные (редко двухэтажные) глиняные или кирпичные здания; да и эти невзрачные здания обнесены высокими глиняными заборами, благодаря чему улицы, за исключением торговых районов, по обе стороны имеют сплошные глухие стены без окон, лишь с дверями дли входа внутрь этих стен; а у этих стен почти повсюду лужи грязной, вонючей воды, содержащей в себе отбросы. По главным улицам западной и восточной частей Пекина бегают трамваи, которые всегда переполнены; трамвай – это первое крупное событие в жизни Пекина.
Вторым крупным приобретением для Пекина следует считать водопровод и канализацию; но тем и другим пользуются далеко не все население Пекина: это – роскошь, которую могут позволять себе богатые и зажиточные китайцы, так как соединение с центральной магистралью для большинства населения кажется слишком дорого (20–30 рублей); поэтому и в настоящее время этими благами цивилизации пользуются не более 10 % всего населения Пекина. Прочая же масса населения в этом отношении продолжает жить по старинке-матушке, пользуясь услугами водовозов и уборщиков нечистот да помощью бродячих собак, так как это и дешево и удобно.
Уже рано утром, находясь в помещении, можно услышать на улице скрип «немазаной телеги» – это едет водовоз; телега, на которой он в двух крытых лоханках везет на одном колесе воду, скрипит не потому, что она действительно долгое время не смазывалась, а потому, что этот скрип есть в своем роде реклама, извещающая о приближении водовоза. Тяжелый труд водовоза! В двух лоханках помещается, по крайней мере, 20 ведер воды; водовоз сам должен натаскать эту воду из городского колодца или из баков городской водокачки, уплатив за это определенную сумму денег; затем эта вода самим водовозом (а не лошадью или ослом) развозится в первую очередь по тем домам, с которыми имеется соглашение на доставку ежедневно определенного количества воды, а оставшаяся и вновь набранная вода отпускается всем желающим. Условия доставки воды на дом приблизительно такие: за доставку трех ведер воды ежедневно берется полтора рубля в месяц; так как китайский месяц имеет 28 дней, то, следовательно, каждое ведро воды стоит около 2 копеек. Из вырученных полутора рублей